56 лет Елизавета Пантелеева, доктор сельскохозяйственных наук, профессор, работает в научно-исследовательском институте садоводства Сибири имени М. А. Лисавенко в Барнауле. И все эти годы больше всего ее интересует облепиха.
Вот и во время нашей встречи женщина-ученый ни на минуту не оставляла своего кропотливого занятия: она обшелушивала семена облепихи.
Потом махонькие зёрнышки нужно было разложить по отдельным конвертам. И строго по сортам, чтобы не одна «маковка» не попала на чужое место!
Елена Николаева, altai.aif.ru: Елизавета Ивановна, что вы делаете?
Елизавета Пантелеева: Обшелушиваю облепиху.
- Зачем?
- Сейчас расскажу, - говорит Елизавета Пантелеева. И я слушаю, не отрывая взгляда от проворных пальцев.
Откуда приплыла облепиха?
– Облепиха считается сибирской ягодой. Но откуда-то она пришла к нам?
– Скорее всего, с Тибета. Облепиха – очень хороший пловец. Её семена кажутся гладкими, но если посмотреть на них под микроскопом или лупой, то увидите мини углубления. Поэтому когда бросишь семечко в воду, появляются пузырьки воздуха, благодаря которым семечко не тонет, плывёт. Ягоды, если их не съедали птицы, держались на кусте до весны, а весной падали на лёд и плыли со льдом. Вот почему она растёт в поймах рек. Но так как живёт она в разных условиях, то приспосабливается. Там, где сухо, она колючая. У нас в институте есть образец самой колючей облепихи из Германии. Там, конечно, не засушливо, но так уж шёл отбор. Кстати, на немецком облепиху называют «песчаная колючка» или «морская колючка». Ещё у неё такое название – «фазанья ягода». И вправду на Иссык-Куле в заказнике, где фазаны живут, птицы питаются облепихой.
– Значит, наша облепиха – вовсе не визитная карточка Алтая?
– Отчего же, думаю, что так сказать можно, потому что именно у нас, в Алтайском крае, она была введена в культуру. За это 10 сотрудников НИИСС, в том числе и Михаил Афанасьевич Лисавенко (посмертно), были удостоены в 1981 году Государственной премии. Вообще работать с облепихой наш институт начал ещё тогда, когда был опытной станцией. Первые сорта её, правда, были выведены на Красноярской опытной станции. Но красноярцы не умели размножать растения: при семенном размножении облепиха не сохраняет своих сортовых особенностей. А наша опытная станция разработала способ её вегетативного размножения.
За 56 лет, что я работаю в НИИСС, мы с коллегами вывели 48 сортов облепихи. Часть из них теперь уже не размножаем. По нынешним меркам, первые сорта были мелкоплодными. Это «Новость Алтая», «Дар Катуни», «Золотой початок», «Масличная», «Витаминная»...
– Вы помните все-все названия?
– Ну, это же мои дети. А назвать новый сорт, между прочим, так же сложно, как дать имя своему ребёнку. Утверждает название у нас учёный совет. Селекционер предлагает – учёный совет критикует или предлагает своё. Когда учёным советом название утверждается, сорт передаётся в работу.
Вкус, заложенный в детстве
– Елизавета Ивановна, сейчас в крае закладывают новые сады?
– В постперестроечный период мы заложили единственный сад – в Троицком районе. Небольшой потребительский сад, где высадили все культуры, какие только можно, начиная от яблонь, слив и груш и заканчивая золотистой смородиной. Я спросила директора хозяйства, зачем это ему. Он ответил: «Когда мы были маленькими, то лазили в общественный сад. Пусть и сегодняшние ребятишки лазают в сад». Да, никаких экономических соображений. Скорее романтические, может, для того, чтобы люди оставались на селе. На посадку сада он вывел всех – трактористов, доярок, бухгалтеров… Но самое главное, пришли школьники, с 5 до 11 класса. Они сажали, что-то спрашивали. Им было интересно. Как раньше, когда при каждой школе был свой дендрарий. Пусть там была одна тяпка на три человека, но ребята держали в руках эту тяпку, видели живые растения, ухаживали за ними. Здесь биологи проводили уроки ботаники. Ученики съедали ягодки и фрукты, которые вырастали на школьном участке. А сейчас где эти школьные дендрарии?..
– А промышленные сады стали невыгодны?
– Они стали невыгодны потому, что исчезла переработка. Прежде самый большой сад был в совхозе «Мичуринец» в селе Алтайское. Там был свой цех переработки. Был совхоз «Флора» под Бийском тоже с цехом переработки. Кстати, во «Флоре» была прекрасная плантация земляники!
Перерабатывать и производить своё стало невыгодно, наверное, ещё и потому, что из заграницы принялись ввозить всё, что угодно. А у импортных товаров и дизайн привлекательный, и фасовка удобная, не то, что советские соки в 3-литровых «баллонах». Но, увы, мало кто задумывался о здоровом питании, о здоровье людском. В советские времена, помню, прямо к нам в институт приезжали работники детских садов и школ. С бачками и бочками. Заготавливали ягоды, потом сами перерабатывали и детей поили и кормили натуральными продуктами. А теперь посмотрите: разве мало у нас стало детей, у которых уже болят желудки? Кроме того, что у взрослых раковые заболевания выявляют, теперь они и у детей появились…
Пристрастия в питании формируются с детства. У меня две внучки. Одна с рождения жила со мной. Она пьёт молоко, ест все молочные продукты, все плоды и ягоды, в том числе облепиху. Другая внучка родилась и выросла вдали от меня. Она любит мясо, а молочные продукты не ест. Вот так разнятся родные сёстры. Потому что гастрономические привычки с детства заложены разные.
– Сегодня много говорят о здоровом питании. Но почему-то не получается его придерживаться даже тем, кто хотел бы правильно питаться...
– Не получается потому, что, чтобы вырастить натуральные, полезные для здоровья плоды, нужно посадить их, поухаживать, собрать. А это трудоёмко. Почему я заговорила о саде в Троицком? Наверное, у нас выпало это из воспитания молодёжи – они не ценят труд. У большинства такой настрой: «Зачем мне всё это надо? Я могу купить». А вот что он покупает, об этом не задумывается.
Природное равновесие
– Елизавета Ивановна, я обратила внимание на ваши руки и на руки вашей коллеги, которая заходила недавно: у вас руки трудовые.
– Так мы же сами всё делаем. Видите, сколько у меня семян. Их собрали, я их все раздавила вот этими руками, вычистила от шелухи. Вон у меня целый мешок шелухи. Лицо обгорело? – Так ведь целый месяц ходила под солнцем, по кустам облепиховым лазила.
– А отпуск-то бывает?
– Бывает. Зимой. Летом некогда. С весны сажаем, потом полем, потом отбор проводим, на анализ надо передать все отборные формы, на переработку собрать ягоды, чтобы оценить не только то, как она себя ведёт в свежем виде, но и в переработанном.
– Свой сад-огород у вас есть?
– Есть свой сад. Я там успеваю настолько, насколько успеваю. За каждой травиной не бегаю. Ничем не опрыскиваю, не обрабатываю. И всё растёт прекрасно! Урожая и мне хватает, и вредителям хватает (смеётся). Когда никакой химией не опрыскиваешь, то устанавливается природное равновесие, потому что у каждого вредителя есть собственный вредитель. Если уж кто-то очень донимает, то есть полынь, из которой можно сделать настойку. Есть табачная пыль, которой можно избавиться, допустим, от слизней. Та же помидорная ботва вполне может заменить многие ядохимикаты. Всё есть в самой природе. Жили же мы до химизации и никто не умер… Ну, а про сорняки скажу так. Конечно, если они вырастают до небес и будут угнетать культурные растения, их нужно вырвать. Но если они ползают где-то по земле, то и пусть ползают. Я для себя придумала очень хорошее оправдание: почва так же, как и всякая порядочная женщина, не любит быть голой.
– Молодёжь сегодня идёт в науку?
– Есть очень способные ребята, которые хотели бы работать в науке. Но… будущая зарплата не позволяет им выжить. Сейчас я ещё преподаю в аграрном университете на кафедре плодоовощеводства, которую создал Лисавенко. Сюда поступают, в основном, девочки. Учат всё – от яблонь до кофейного дерева, потому что у нас садоводство есть не только промышленное, но и любительское, и потребительское, и комнатное.
Девочки с удовольствием учатся. И с удовольствием пришли бы в НИИСС. Спрашивают: «Сколько получает младший научный сотрудник?» – «7 тысяч». – «Ну, мне не прожить». Конечно, знания не пропадут: будет консультировать садоводов или со временем заимеет свой сад.
…Вообще у меня нет ощущения, что я бессмысленно работаю. Обидно бывает, когда эта работа уничтожается. Вот проведи мы огромную работу по отбору. Размножили, посадили. Растения заплодоносили. Мимо них люди едут, останавливаются, обламывают ветки, портят все кусты. Вот тогда в душе обида на людей, которые не понимают, как это сложно – вырастить.
– От того, что работаете с растениями, вы испытываете удовольствие?
– Да! Конечно. Я люблю это дело. Сказали бы: «Работай с беленой», – я бы и с беленой с удовольствием работала. С табаком ведь работала. Даже 2 сорта районированных вывели. Это когда дефицит был табачных изделий. По просьбе одной табачной фабрики.
Работа с растениями очень интересна. Если у вас есть свой сад, то знаете, что когда приезжаете сюда, сразу за тяпку не берётесь, а обходите и смотрите на свои растения. И вам кажется, что они ждут вас.
– Елизавета Ивановна, что ещё хотите сделать?
– Очень мне хочется получить сорт, который был бы наверняка устойчив к облепиховой мухе. Сейчас получили сорта, устойчивые к этому вредителю. Но чтобы в этом убедиться, их нужно высадить на отдельном участке, выходить и дождаться плодоношения.