Он погиб на войне с фашистами, и у нас остались в альбоме его фотографии, на которых он был в буденовке и с саблей. Дед Артем Иванович окончил военное училище уже после войны и, наверное, помер бы в своем полку, если бы не перестройка в стране. Он жутко обиделся на демократов, плюнул на службу и уехал на постоянное жительство в деревню недалеко от Саратова на левом берегу Волги.
Моя бабушка умерла много лет назад, но дед вновь не женился. Ему было тогда всего 38 лет, и мой отец в то время уже был женатым, а мне было всего два года. Сейчас деду пятьдесят четыре года, и он выглядит крепким коренастым мужиком. Роста он невысокого, имеет широкую грудь, поросшую густыми темными волосами с редкой проседью. И вообще все мужики в нашей родне волосатые, но лысые.
Природа, наверное, не могла одарить все части тела волосами и отдыхала на голове. Голова деда была совершенно свободной от растительности, и только за ушами торчали небольшие кисточки черных волос. В деревне, недалеко от областного центра, всего-то две остановки на электричке, дед развел натуральное хозяйство. Есть у него лошадь - молодая кобыла по кличке Нора. На ней дед возит корм для коровы, свиней, коз. Еще во дворе много птицы, и есть даже кролики.
Я и моя сестра Наташка, как и мой отец, выросли в военных гарнизонах. Мой отец Илья окончил то же военное училище, что и дед, и служил командиром в пехотном полку. Больше пяти лет мы не задерживались ни в одной части. Отец был хорошим служакой, и ему еще при советской власти от Минобороны дали направление в Академию им. Фрунзе. Мы тогда остались жить в нашем городе, а отец переехал в Москву.
На каникулах мы все втроем ездили к отцу в гости. Он жил в общежитии академии вдвоем с таким же курсантом из Ташкента, которого звали Сабир. После окончания академии отцу дали мотострелковый полк в военном городке, расположенном в другом городе и даже области. В сорок лет он уже был назначен на генеральскую должность. Мы переехали жить в Саратов, где отец получил в самом центре новую квартиру. Ему предлагали перейти работать преподавателем в военное училище, но тут начался вывод наших войск из Германии.
Отцу приходилось мотаться по всему округу и обустраивать новые военные городки. Мать работала в хорошем месте, я учился в школе последний год, а Наташка - в десятом классе. Мы с ней были погодками. Отец изредка приезжал к нам в Саратов, но всегда торопился назад. Мать сильно на него сердилась, но отец только смеялся и говорил, что он никуда не денется. Позади выпускные экзамены и я готовился в местное военное училище. Ехать в то, которое окончили дед и отец, было уже невозможно. Оно находилось в Харькове, а это теперь уже заграница, другое государство.
Учился я хорошо, да и здоровьем бог не обидел. По отцовской линии я унаследовал не только желание стать военным, но и выносливость. Материных родителей я не знал, она была сиротой. Роста я был, как и отец, невысокого, но с широкой костью. Одно меня не радовало: на лбу уже намечались залысины. И от этого я выглядел даже старше своего возраста.
Экзамены я сдал легко, и уже в середине июля был свободным до начала занятий в октябре месяце. Это позволили только мне, так как за меня просил отец, и меня освободили от полевых лагерей в заволжской степи. Отец пригласил нас с матерью к себе в гарнизон, а Наташку отправили к деду в деревню. Там у деда было полно работы, и он грозил запить, если мы кто-нибудь не приедем к нему на помощь.
Наташке не очень-то хотелось ехать в ссылку, и она сказала матери, что, как только перемоет у деда всю посуду и вывезет грязь из дома, так сразу же приедет обратно в Саратов. Здесь она завела себе дружка, с которым целыми днями пропадала на городском пляже, а по вечерам ходила на дискотеки. Прошло уже две недели, а она еще не объявилась в городе. Я в это время еще сдавал экзамены в училище. Мы с мамой решили, что приключилось одно из двух: либо ее хахаль приехал к ней в деревню, либо ей уж очень понравилось у деда.
Мама взяла несколько дней отгулов, и в середине июля мы отправились в гарнизон к отцу, предварительно ему позвонив. Отец пообещал встретить нас на станции, от которой надо было еще часа два ехать на автомашине по полевым дорогам. Поезд был межобластным с жесткими сиденьями, и мы корчились на этих лавках всю ночь. Рано утром мы с мамой вышли на какой-то маленькой станции.
Мне вспомнился рассказ Гайдара про Чука и Гека. Закралось сомнение, что отец о нас забыл. Но на привокзальной площади стоял армейский газик, и около него был только молодой солдатик. Оказалось, что отец срочно уехал на танковый полигон, но за нами прислал Василия, своего шофера и ординарца. Это я уже выяснил после.
Через пару часов мы приехали в гарнизон, который был расположен в сосновом лесу. Утреннее солнце золотило кору деревьев и брызгами лучей пробивалось сквозь хвою. Я никогда не видел такого веселого леса.
- А речка у вас тут есть? - спросил я солдатика.
- Есть, да твой отец нам не разрешает там купаться, после того как один служивый там утоп. Нам выстроили такую классную баню, что париться в ней приезжает все начальство. Есть в ней даже небольшой бассейн.
Нам показали комнату отца, которая была оборудована в бывшей ленинской комнате на первом этаже рядом с дневальным. Жилой дом для офицеров еще только строили. Часть была выведена из Прибалтики, и все приходилось строить заново. Здесь раньше располагался танковый полигон и летнее стрельбище. Была здесь старая двухэтажная казарма, столовая и несколько ангаров для техники.
Стройка была развернута большая, но готовой была только деревянная баня из соснового бруса, которая стояла прямо в лесу на берегу речки. Василий всюду сопровождал нас, показывая где, что расположено. Потом он оставил нас с матерью и ушел по своим делам. Мы с мамой распаковали чемодан и две дорожные сумки. В них было самое важное для отца - соленья и варенья с дедовского подворья. Это были гостинцы для отца.
Потом мне надоело сидеть в комнате, и я отправился в лес. На опушке возводили многоэтажный дом. Кругом был битый кирпич, какие-то ломаные балки и все прочее, что сопровождает в нашей стране любую стройку. Сразу за стройкой начинался сосновый лес, который шел вниз по косогору. Чуть поодаль лес расступался и открывался просто изумительный вид на реку и ее открытую пойму.
Я, не долго думая, тотчас же разделся и плюхнулся в теплую воду реки с ленивым течением. Потом я еще полежал на травке, но тут меня стали донимать комары. Мать долго не задержалась и уехала обратно домой в Саратов. Меня отец не отпустил с ней и переселил к себе в комнату. У другой стены стояла точно такая же, как у отца железная кровать, с жестким темно-синим шерстяным одеялом.
Папин ординарец принес чистое белье и показал, как надо заправлять постель. Целый день мы с отцом были на полигоне, где стреляли упражнения из автомата, бросали учебные гранаты. Приехали в казарму усталые, грязные и голодные. Я подумал, что сейчас неплохо было бы подкрепиться, но отец приказал собрать чистое белье и банные полотенца.
- Надо тебе показать и нашу гордость - баньку. Вот там я тебя попарю, и вся усталость пройдет. В бане уже никого не было, только ординарец сидел на крыльце и смолил сигарету. Отец так быстро разделся, что я ещё не успел с себя снять куртку, как он уже скрылся в моечном отделении.
- Давай париться, - предложил он мне и первым вошел в парилку. Я зашел вслед за ним и оказался в такой жарище, что у меня затрещали волосы. - Терпи и сиди, пока весь пот из тебя не выйдет, - приказал мне отец. Потом мы парились каждый сам по себе, парили друг друга, обливались поочередно холодной и теплой водой.
После бани мы выпили холодного пива, зашли в офицерскую столовую поужинать и отправились спать к себе в казарму. Проснулся я уже под утро, и в это время дневальный объявил подъем. Мы быстро оделись, и начался обычный день службы в мотострелковом полку. Весь день отец занимался своими делами, а я бродил по городку и выходил за его границы. Это мне позволялось, так как я был в гражданской одежде.
В пятницу вечером отец освободился со службы пораньше и объявил, что завтра, в субботу, мы поедем к деду копать картошку. Я решил, что поедем только мы с ним, но отец сказал, что мы берем с собой шесть солдатиков-первогодков и прапорщика. Повезут нас на двух машинах - отцовской "Волге" и "Уазике". Об этом он сказал мне во время ужина, хитро пряча улыбку в свои роскошные усы.
Эти усы были его гордостью и предметом особой заботы. Если бы можно было носить и бороду, то отец точно бы ее отпустил. Но в армии как-то не принято было еще носить бороды. Усы у отца заполняли все пространство на высокой верхней губе, и их кончики с завитками были почти до ушей. От этого лицо отца всегда имело веселое выражение, особенно когда он обнажал свои ровные белоснежные зубы.
Приехали мы к деду рано утром. Он ждал нас и приготовил завтрак на всех. Это была обычная деревенская еда с жареными яйцами и парным молоком. Солдатики завтракали вместе с ординарцем отца Василием, а нам подавали на стол мать и Наташка, которые приехали еще вчера. Дед расставил всех по местам и каждому определил фронт работы. Солдатики пошли копать картошку, мать с Наташкой готовили обед, отец с прапором занялись сеном. Мне дали задание окапывать яблони в саду.
Сам дед только проверял работу и давал ценные указания. Потом он начал готовить баню. Его баня была нисколько не хуже полковой, только не было бассейна. Но зато была речка, берег которой начинался сразу за огородом. Берег весь был заросшим кустами черемухи, и только небольшая травяная полянка была сразу же за калиткой из огорода. На этой полянке было место для костра, и стоял железный мангал для шашлыков.
По случаю копки картошки дедуля завалил одного барашка, и мясо уже мариновалось в большом эмалированном ведре. До обеда с работой еще не справились. Отобедав, все принялись снова за свои дела. Сразу после обеда под каким-то предлогом дед выпроводил женщин в город. Было решено перед ужином всем вымыться в бане, а потом уже отпраздновать победу над картошкой. Мы все собрались на огромной веранде дедушкиного дома, которая выходила своими окнами на речку.
Здесь стоял большой стол, и было светло от огромной лампы и из окон кухни. Перед баней дед разбил нас на три группы. Он пойдет мыться с группой солдатиков, потом к нему придут остальные, и потом уже мы с отцом и прапором. Вдруг дед изменил планы и скомандовал мне идти в первую партию. Старшина остался вместе с нами и стал плескаться холодной водой, так, что брызги долетали и до меня.
В это время пришел мой отец со своим ординарцем Василием. Дед лежал на лавке и от радости просто хрюкал. Потом мы отправились все на речку. Мы все стали плескаться, фыркать и нырять. Остыв, мы вновь вернулись в баню. Теперь нам предстояло париться. В парную заходили по двое, там было тесновато для всех. Я оказался с дедом. Как же мы были с ним похожи!
Ему ведь уже скоро пятьдесят пять, а мне только, что исполнилось восемнадцать. У нас совпадало все: и лицо, и руки и даже лысины на голове. Отец уехал в свою часть вместе с прапорщиком и солдатами, а я еще остался у деда на последние денечки свободы перед началом учебы в училище. Две недели сентября пролетели быстро, и мне надо было уже возвращаться в Саратов на учебу в училище. Дед провожал меня до автобуса, и по всему было видно, что ему не хочется оставаться одному.
- Юра! Ты приезжай на выходные.
- Дед, мне же увольнительную не дадут до присяги, а это почти два месяца. Так что жди меня только к зиме. Первые дни учебы запомнились своей монотонностью и безликостью. Нас, курсантов, в пехотное училище набрали с трудом. Армия уже разваливалась, шло сокращение, и из бывших республик выводили целые дивизии, которые и размещать-то было некуда. Среди курсантов были лишь единицы, которые пришли сюда по призванию или, как я, по семейной традиции. Большинство пришли, чтобы не служить рядовыми в обычной армии.
Мы пока еще осваивали азы солдатской службы, и до принятия присяги нас никого не пускали в увольнение. Для меня казарма была, что дом родной, и я только иногда звонил домой матери или сестре.
Командиром нашего взвода был назначен капитан Бойко, который в училище попал после расформирования одного из полков в Прибалтике. Была ли у него семья, никто не знал, но он почти круглые сутки был с курсантами. Ночевал он здесь же, в казарме, рядом с каптеркой старшины. Здесь когда-то была ленинская комната, но теперь там остались лишь изгаженные похабными надписями агитщиты с вехами жизни вождя.
Капитану было лет тридцать, и вид у него был щегольски наглым. Форма на нем сидела как влитая, всегда выглаженная, а сапоги всегда отражали свет коридорных лампочек. По выражению лица было непонятно, радуется он или сердится. От нас он требовал беспрекословного подчинения и уставной формы одежды. До седьмого ноября мы проходили курс молодого бойца, и после принятия на бывший революционный праздник военной присяги начали осваивать премудрости пехотной стратегии и тактики. В расписании занятия стояли очень плотно, и даже после обеда были только часы самоподготовки под контролем капитана.
В увольнение нас обещали отпускать только во втором семестре. Я мог бы воспользоваться помощью отца и даже ночевать дома, но я никому не говорил, что мой отец генерал. В расписании четвертого курса стояла фамилия моего отца, он вел практический курс тактики, но я на все вопросы сослуживцев отвечал, что это однофамилец. Мы быстро перезнакомились во взводе друг с другом, но я пока не находил себе друзей.
Со старшими курсантами мы практически не общались, потому что даже в воскресенье были постоянно заняты спортивной подготовкой под контролем капитана. Как таковой, дедовщины у нас не было. Спали мы в большой казарме, занимавшей весь третий этаж. Кровати стояли в четыре ряда и в два яруса. Так что четыре головы были почти рядом. После напряженного дня все спали мертвецким сном, и никто никому не мешал своим храпом и сопеньем. Первый семестр пролетел очень быстро.
Я учился с большим удовольствием. Все свободное время у меня поглощали учеба и спорт. Изредка я вырывался в гарнизон к отцу или в деревню к деду. Я уже не жил в казарме, а ночевал дома. Мне приходилось утром рано вставать, но для меня это было совсем просто.
Вечерами я старался как можно быстрее освободиться со службы и спешил домой. К концу первого года обучения мне исполнялось девятнадцать лет, а этим летом у моего деда намечалась юбилейная дата, ему исполнялось пятьдесят пять лет. Я уже присмотрел подарки, и мы должны были с отцом купить их юбиляру. Теплым субботним июньским вечером я праздно шатался по магазинам в районе Театральной площади.
В такие походы я предпочитал надевать гражданские шмотки, чтобы не дразнить патрулей. В городе было много соблазнов, и яркие витрины манили своим светом. Недалеко от троллейбусной остановки я обратил внимание на ссорящихся парня и девушку. Я невольно стал прислушиваться и понял, что это была проститутка и ее кавалер, который не хотел отдавать ей деньги за сеанс.
Вдруг парень стал бить девицу по лицу, а та вместо того чтобы бежать или кричать, только делала попытки прикрыться руками. Конечно же я не выдержал и вмешался. От моего вмешательства парень оказался в глубокой отключке за мусорным баком. Пусть пока поскучает. Я молча взял девицу за локоток и подсадил в подошедший троллейбус, который шел за Волгу. Она не стала сопротивляться и послушно зашла в вагон. Я запрыгнул туда же вслед за ней. Две остановки мы ехали молча, изредка поглядывая друг на друга.
Девушка была скромно и не очень модно одета, но зато это восполнялось обилием косметики. Коротко стриженые волосы ярко-красного цвета, коротенькая юбочка из искусственной кожи и туфли на платформе - вот стандартный наряд для профессионалки. Под слоем пудры и помады проглядывало молоденькое личико старшеклассницы не старше шестнадцати лет.
Первым нарушил молчание я.
- Есть куда ехать?
- Нет.
- Что ты собираешься делать?
- Не знаю.
Ее ответ меня удовлетворил, и я моментально принял решение: отвезу-ка я ее к деду. Почему-то мне эта девица напомнила мою сестру Наташку, и мне стало ее искренне жалко. Пусть поживет в деревне подальше от своих клиентов, подкормится на деревенских харчах, а потом решим, что с ней делать. Правда, я еще не додумался, что сказать деду. Да и на что она будет годной с наличием у нее такой профессии для нашей семьи?
Все эти мысли не покидали меня всю дорогу до конечной остановки троллейбуса. Девица безотрывно смотрела в окно. На левом берегу Волги мы пересели в автобус и через двадцать минут уже стояли возле дедовой усадьбы. - О, Юра! Не ждал я тебя, проходите.
Я пропустил вперед себя девушку, и когда она отошла от калитки, спросил деда, - Ты не против, что я не один?
- Ну, ты и докатился! Уже пользуешься проститутками. Как ее зовут?
- Не знаю. Мы еще не познакомились. Дед, я должен буду уехать. Пусть она поживет у тебя. Соседям скажешь, что это наша родня с Украины.
Я рассказал деду историю, которая предшествовала нашему приезду. Дед охотно согласился. Я переночевал у деда и утром рано уехал в Саратов. Целую неделю возможности вырваться из училища не было, и я приехал к деду только в субботу. Он встретил меня в веселом и возбужденном настроении. В доме была чистота и порядок, а на веревках болталось выстиранное белье и дедовы рубахи.
- А где твоя гостья?
- Это ты про Ольгу? Где-то на огороде. Ну и помощницу ты мне привез! Я всю неделю просто отдыхаю от работы. Она все успевает делать. Ты уж не за ней ли приехал? - Да, нет. Я просто узнать, как тут у вас дела. Ольга, услышав разговор, подошла к нам и поздоровалась со мной. Она выглядела веселой и довольной. Движения были плавными, и взгляд излучал доброту и спокойствие.
Мы сели ужинать на веранде. Я чувствовал себя как-то скованно, как будто был здесь лишним. Потом Ольга ушла мыть посуду, и я спросил деда,
- Что здесь происходит? У вас что-то случилось?
- Как тебе сказать, внучек. Может, и случилось, но все к лучшему. Пока ничего не могу сказать. В это время к нам зашла Ольга, и дед замолчал. - Оля, ты сходи, подои корову и накорми поросят. Мы еще посидим немного, а потом пойдем на речку искупаемся перед сном.
- После твоего отъезда, - начал свой рассказ дед, - мы остались с Ольгой вдвоем. Я стал расспрашивать ее о прежней жизни, но она молчала, как партизанка. Тогда я стал ей предлагать разную работу по хозяйству, и она с удовольствием стала все делать. Оказалось, что девка она работящая и добросовестная. Проверять или переделывать за ней работу не надо.
На следующее утро я рано засобирался ехать в Саратов, мы с отцом договорились о покупке подарков деду к юбилею. В доме стояла тишина, дед и Ольга спали. Я решил потихоньку заглянуть к деду и попрощаться, да и сказать, что уезжаю.
Открыв дверь в спальню деда, я был неожиданно поражен увиденным. В постели уютно, положив голову на лохматую дедову грудь, сладко спала Ольга. Дед же не спал, слыша, что я хожу по дому.
- Ты имел какие-то виды на Ольгу? – тихо спросил меня дед.
- Да нет. Я же с ней знаком даже меньше, чем ты.
- Это хорошо. Оставь ее у меня, Юра! И не надо ни какого подарка. Ты мне его уже сделал.
Читать другие произведения Виталия Рассыпнова
Об авторе
Рассыпнов Виталий Александрович. Родился в селе Сорочий Лог Первомайского района Алтайского края в 1945 году. Доктор биологических наук, профессор Алтайского государственного аграрного университета.
Чеченская республика получила в подарок три волоса пророка Мухаммеда 
Виталий РАССЫПНОВ. Дивиденды пивом (рассказ)