Примерное время чтения: 12 минут
118

Иван СКОРЛУПИН. Ферапонтич

- И чё я раньше не догадался сюда попасть? Други мои славные, алкоголики трудолюбивые дённо и нощно в поле сено заготавливают, а я день-деньской пью, ем, сплю, и при выписке за всё это ещё и гонорар получу!

Идя к выходу по коридору, он заглядывал в палаты, оповещая мужиков об очередном междусобойчике «Без вина и ветрил». Ферапонтич никогда не курил, но ему на роду написано было травить байки по жизни, чем он и скрашивал своё в общем-то скучное больничное койко-пребывание.

Больные тянулись к Ферапонтичу, как гуси к реке. Он выходил первым, занимал на скамейке место в самом центре и дожидался, когда подтянется самый трудно ходячий из соседнего операционного отделения. Беседам предшествовала «стрельба» сигаретами.

Первым фразой «Давайте усилим курялишком» за сигаретой тянулся высокий и тонкий, как жердь, разухабистый Витька, в палате отрекомендовавшийся частнопрактикующим трактористом. На этот раз, ничуть не смущаясь, он без спроса достал из нагрудного кармана рубахи Автомобилиста пачку с папиросами, взял одну, остальные вернул.

- Ты, как я погляжу, шустрее американского таракана! – незлобиво возмутился Автомобилист. – Второй день у меня папироски стреляешь. Наверное, не знаешь поговорку: сколько волк ни тянет, всё равно его потянут!

- Ну-у, это когда ещё будет! Да ты не гони кручину, я на сенокосе долг отработаю.

- На сенокосе он отработает! Лучше поделись опытом, как к нам попал.

- Он в курятник к бабке Маньке ночью залез за свежими «ножками Буша», а та возьми да пальни солью из дробовика! - прокомментировал под общий хохот Витькину болезнь Ферапонтич. – Крепко, кажись, схлопотал. Видали - стоя завтракает? И спит стоя, привалившись к стене. Как слон.

- Тогда выкладывай в качестве отступного, какая нелёгкая тебя в курятник занесла. – потребовал Автомобилист.

- Да какой там курятник? - поморщился Витька. – Позвал соседа свинью застрелить, а пуля возьми да ото лба её и отскочи. Разъярённая свинья не на соседа бросилась, а на меня – я же в её глазах зачинщик и смутьян. Дернулся я спиной к сараю, да прямо на гвозде здоровенном и повис. Едва двое отцепили!

Наслаждаясь общением, мужики не особенно-то и хотели знать правду - не перед участковым милиционером отчитываются.

- Считай, бесплатно отделался! - засмеялся Олег Николаевич, придерживая рукой послеоперационный шов. - А если бы, пока помощь ждал, свинья зубами клацнула за энто мест? Сейчас бы уже евнухом устраивался в каком-нибудь гареме. Может, зря дёргался?

Так в курилке определилась «свиная» тема. У Ферапонтича на любой чих-пых имелись в кармане готовые истории; были и про свиней. То ли действительно сам он был их очевидцем, то ли от других слышал или сочинял на ходу, но всегда рассказывал от своего имени.

- Чего-то вы всё про меня? Ферапонтич, отвлеки издевательства больных на себя! А я на сенокосе…

Последние слова потонули в новой волне хохота.

- Ого! – выглянула из-за приоткрытой двери медсестра. – Да на вас уже пора воду возить - ржут не хуже заправских лошадей! На перевязку пора!

Никто не поторопился. Медсестра посмотрела на часы:

- Ладно, пять минут жду и подаю список главврачу на досрочную выписку за нарушение больничного режима.

- Не серчай, Петровна! – сквозь смех попросил Ферапонтич. - Я только одну историю расскажу в порядке лечебного смеха. Можно?

Медсестра согласилась:

- Вам можно! Вечером нам перескажете свою историю.

- ТУТ ВОТ, КАКОЕ ДЕЛО, – Ферапонтич хитро сощурился, - мы с окраины деревни собирались переезжать в новый двухквартирный дом. Заранее всё сделали, я хожу – кум королю! – тешу душу свою, какой я умный.

Ферапонтич замолчал, вынул изо рта рядом сидящего Лёшки папироску, выбросил в урну:

- Пыхтишь дымом на меня, как паровоз моей покойной бабушки-дворянки.

Парень виновато улыбнулся.

- Получилось так, - продолжил Ферапонтич, - что осенью входить в квартиру надумали, и по отцу в ту же пору поминки справлять совпало. Делать надо всё, как положено. Я уже и пригоны сделал, и скотину почти всю перевёз: кур, свиней. Довольный хожу по двору. Нормально всё.

А потом… аж мурашки по коже прошлись; и каждая, вот понимаешь ты, топала, как кобыла под тучным наездником. «Охо-хо! Бабок я приглашаю на влазины и поминки, а туалета нету!»

Ладно, надо срочно делать, пока время осталось. Двор новый, там ещё ничего не копано, травка зелёная ещё, не притоптана и навозом не закидана. Тут баня, тут - сарай. И начал я делать туалет на просторе, поближе к пригону, чтоб мне вертеться ловчее было. А потом, размышляю, с соседом договорюсь, он яму трактором выкопает, и мы туалет гурьбой установим.

- Да ты к делу-то поближе, - поторопил Олег Николаевич, - мне же на перевязку надо успеть.

- Ну, да - своя фуфайка ближе к майке, - похвалил его Ферапонтич, между делом вынул сигарету из руки соседа слева и, как в первом случае, выбросил в урну. Подождал ответную реакцию, не дождался, и только тогда отозвался:

- Не гони лошадей, вот построю туалет, вместе пойдём на перевязку.

- А тебе-то зачем? - удивился Витька.

- Дослушаешь – поймёшь, если вместе со мной не заплачешь. Ну вот, колочу я туалет, дошло дело до крыши. А до верха-то не достаю. Что делать? В то время были в моде буфеты простецкие. Помните, на стенах висели, из двух тесин и трёх перегородок-полок? Шкапами звали. И как мы переезжали, оторвали от стены и в новом дворе такой шкап бросили. А раз бросили, он и лежит, квадратный такой, с перегородками, тяжёлый. Я на него становлюсь, верхние рейки прикидываю, как прибить.

Подхожу с рейкой мерить. Слышу, позади меня на пригоне курица только «кык». Я поворачиваюсь; рядом пригон, свинья. Как она ловко - курица старая, большая. Свинья, правда, тоже порядочная была.

- Какая же она порядочная, - засмеялся Витька, - если без спросу покусилась на беззащитную птицу?

- Не умничай! А то не знаешь, о чём речь? - остановил его Семён, поддерживающий здоровой правой рукой загипсованную левую. - Дай дослушать!

Ферапонтич в перебранку не втягивался:

- Вот хапнула порядочная моя свинья напополам курицу, стоит, чавкает, пух с носа сдувает. У меня рейка в руках была лиственная. Я подхожу потихоньку, а она такая довольная стоит…

- Рейка, что ли? - не удержался от колкости Витька.

- Сам ты рейка, - не обиделся Ферапонтич. - А она такая довольная стоит, глазки прикрыла. Я ей по носу к-а-ак дал; боюсь, переломил. Из носа кровь пошла. И свинья забегала, заорала. Я тогда: «Что, наелась, собака?» И становлюсь на шкап, прибить же надо верхнюю рейку. Прибил, а назад как-то плохо прыгнул, ящик повалился вперёд. И я, чтоб не рухнуть между тесинами пригона и шею не сломать, а то попутно и ноги вывернешь, изловчился будто бы.

Шибко-то мечтать некогда в полёте было, как да чего хотел в деталях. Как теперь соображаю, хотел на согнутых ногах подальше отпрыгнуть, а попал на край…

- Ой-ё-ё! - Витька притворно прикрыл свой лоб ладонью, защищаясь от предполагаемого удара шкапом.

- Вот! - одобрил его ремарку Ферапонтич. - Шкап - этакая тяжесть в две тесины и три перегородки - резко поднимается, как рычаг, и я мордой своей ка-а-ак об этот шкап да-а-л со всей силой! Ферапонтич хотел понарошку откинуть голову назад, но стукнулся о стену больницы, аж кирпичи весело загудели.

Способные по-настоящему смеяться мужики едва не изошли на хохот, а послеоперационным, в силу их швов, приходилось сдерживаться; они больше смеялись глазами. На хохот из окна второго этажа выглянула медсестра, показала исписанный листок:

- Я вижу, вы русского языка не понимаете! Несу чёрный список главному, пусть он хохочет последним!

Это, конечно, был обычный листок, однако предупреждение почти подействовало. Вместе с тремя больными Олег Николаевич направился к двери, но Витька остановил его за рукав:

- Не спеши, чую, конец скоро придёт нашему Ферапонтичу. Воспользовавшись вмешательством медсестры, Ферапонтич растёр ушибленную голову и, не отнимая руки, огласил мужикам развязку:

- Вот, понимаешь, у меня кровь изо рта, из носа, залило лицо. На карачках подполз к пряслу, мешаю слёзы с кровью, а тут чую, кто-то рядышком на меня дует. Что за чёрт!? Жене, вроде, взяться неоткуда, дома осталась. Я глаз один приоткрыл, а он - пятак свининый! Нос к носу!

У свиньи кровь течёт, и у меня ещё больше. Я свой нос к её пятаку приставил и говорю тогда свинье: «Вот видишь, как получается! Не брешут люди - у палки два конца. Прости!» Мне показалось, она меня пожалела. С того дня я ни одну курицу пальцем не тронул, а со свиньёй беседовал по душам каждый день.

Мужики стояли в некотором замешательстве, не зная, как себя вести, но выручил их тот же Ферапонтич. Он засмеялся, и его дружно поддержали все свободные от перевязки больные. Из окна снова высунулась медсестра, крикнула: - Ради Бога, Ферапонтич, выключите вы своё радио! Мы больных от окон оторвать не можем на процедуры; вас слушают! Вы всю больницу парализовали! Я буду жаловаться главному! Надо сказать, голос у рассказчика был басовитый, и даже если бы захотел говорить тихо, у него не получилось бы.

- СЕЙЧАС, МИЛАЯ, - отозвался Ферапонтич, - ещё одну побасёнку местную стравлю, и на этом закругляюсь. - Приезжаю я из города в родную деревню к бабе Ире. Баба Ира – моя любимая тёша – одна, и на всю жизнь. Едва я в калитку шагнул, как она мне: «Зятёк, поросёнка бы надо заколоть». А я сам как-то не любитель это делать. «Щас», - отвечаю. Маленько с соседом с дороги подвыпили, я на машину - и в МТМ к Казимиру, знаю - есть у него ружьишко.

Вообще-то он, конечно, Роман, но так его по бабке-украинке Варваре Казимировне прозвали. В мастерской я Казимира, как водится, угостил. Он ещё двоих дружков цепляет, а уже к ним Федя какой-то прицепился. Короче, пять человек с ружьём наперевес заявились к бабе Ире. Казимир калитку пинком – оп! Баба Ира выскакивает: «Вы куда такой шоблой, да ещё вооружённые?» «Компатьоны мои, - отвечаю. - Всё под контролем! Поросёнка колоть-стрелять будем!»

Она мне жалобно так, вопросительно: «Ты поросёнка-то хоть видал, зятёк?» А я его и не видал! «Веди, - говорю тёще, - в закуток». Мужики в бой рвутся - удержу нету; аванс же получили и выпили, ещё надо. Ферапонтич задержал дыхание, вежливо у соседа изо рта вынул папироску, выбросил в урну, как две предыдущие: - Что вы меня сегодня окуриваете, как яблоню перед морозом? Окинул взглядом собеседников, вернулся к рассказу:

- А поросёнок - вы не поверите! Вот такой! Ферапонтич обеими руками показал размеры поросёнка; рыбаки на удочку карасей ловят крупнее. Курилка взорвалась смехом. - Казимир, конечно, осерчал. «Ты чё, - наступал он на меня с ружьём, - надо мной шутковать вздумал? Я его голыми руками сейчас задавлю, а ты такую ораву привёл!»

Сейчас забавно звучит, а в тот день я ещё пару литров водки мужикам споил, пока Казимира на мировую не подбил. Да за такие деньги я бы двух поросят крупнее купил. От души мужикам посмеяться не дал вывернувший из-за угла больницы участковый. Подошёл, поздоровался. Подозвал Автомобилиста.

- А вас, Штирлиц, я попрошу остаться, - всё ещё улыбаясь, прокомментировал Ферапонтич просьбу участкового. - Держать тебе ответ, земеля! Милиционер с Автомобилистом скрылись за дверью, а Витька поинтересовался у Ферапонтича, чем вызван визит милиционера. - Пострадавшая лошадь переходила дорогу, не убедившись в отсутствии помех! - то ли шутя, то ли серьёзно ответил Ферапонтич.

- Пора, однако, сон-тренаж устроить. Минут по шестьсот на оба глаза!

Краткая биография, написанная собственноручно

Иван Скорлупин. Мне всего лишь первый годик... на седьмой десяток. Гвоздь забью, но он всё равно не будет держаться. Траву скошу, но она всё равно вырастет. Вступил в Союз журналистов СССР, но СССР развалился (пришлось вступить в Союз журналистов РФ). Хотел вырасти, но не получилось настолько, чтобы дальше видеть горизонт. Бреюсь каждый день, но щетина к вечеру отрастает. Единственное, чему научился: если напишу что, то не вырубить топором.

Тачаю слова 44 года в редакции районной любимой газеты. О природе пишу с увлечением, с осени прошлого года додумался писать рассказы. Беспартийный (но не беспарточный), родственники за границами есть. Привлекался... к работам на собственной даче. Всё остальное кто-то собрал обо мне на Яндексе (достаточно набрать: Скорлупин Иван Фёдорович).

Смотрите также:

Оцените материал
Оставить комментарий (0)

Также вам может быть интересно