Несколько метров протекая под кронами высоких тополей и ивняка, укрытая от посторонних людских глаз высоким берегом, светлая круглый год вода дарит жизнь водорослям, моллюскам и всякой мелкой живности.
Бобрам этот уголок тоже приглянулся - они славно потрудились; свалили молодой тополь, натаскали веток, чем и перекрыли свободный путь студёной водице, оставив ей лишь небольшой разрыв в плотине. По нему и из под запруды вода, не изменяя своему весёлому нраву, журча и пузырясь у стенки плотины и набирая затем скорость, торопится дальше, огибая три старых всеми забытых высоких тополиных пенька, на которых непонятно каким образом пробилась молодая поросль – на каждом по одной веточке.
ВНИЗУ ПО ТЕЧЕНИЮ ручеёк наполняется водой из новых родников; ею пользуются и бобры, и ондатры, и норки, и мелкая рыбёшка. Русло ручейка густо закидано ветками, осенью за них цепляются нежелающие покидать спокойный уголок листья, а зимой наступает совсем другая жизнь, не менее, а, возможно, и более красивая.
В студёные дни ручей щедро делится испарением со всем тем, что его окружает: ветвями, травинками, но особенно любит он высохшие крупные шапки борщевика, тут и там склонившиеся над водой под тяжестью снежных кристаллов. Стоят укрытые толстым и всегда очень красивым слоем инея другие растения с оставшимися с осени красными и коричневыми, а иногда и жёлтыми, листьями.
В яркие морозные дни листья похожи на продолговатые стекляшки из детского калейдоскопа, и через них даже можно смотреть на солнце. Растения-трубочки не отстают в красоте, заиндевелыми тростиночками украшая уголок, точными прямыми штрихами дополняя уже готовую снежную картину.
В порыве вдохновения, чтоб не скучно было, творит ручеёк фигурки. Вот, раскинув все четыре ноги, посередине разлёгся на животе белоснежный мишка-медведь; плюхнулся искупаться, да и заснул тут же… Мишка очень похож на собрата из мультика; того и гляди, выбежит сейчас из-за кустов подружка Маша и скажет тоненьким восторженным голоском: «Мишка! Вставай! Всю красоту проспишь!»
А потом увидит и за протянутую руку выловит лежащую в воде на спине куклу, которую, как и мишку, тоже ручей придумал. Белая подводная лодка причалила к укрытой снегом же коряге у берега, вот-вот экипаж появится …
Стебли с листьями-ленточками клонятся до самого снега, целуя его и оставаясь так до той минуты, пока ветер-буян не сорвётся с верхушек тополей, чтоб испортить всё, что можно, и унестись затем лихо по острову в поисках покоя.
Но вот уже две недели ветер отдыхает, у него хорошее настроение, и он лишь тихонечко прогуливается здесь во второй половине дня, слегка, очень нежно, дотрагиваясь дыханием до каждой уснувшей под инеем травинки, покачивая её и прислушиваясь, не зазвенит ли волшебная музыка рощицы.
Заметить это благостно-шаловливое поведение ветерка можно, лишь опустившись на колени. Пушистые от инея листочки растений не сбрасывают холодные шапки сразу, а тоже, как и ветерок, радуются возможности поиграть; снежинки скидывают по одной, и сыплются они этакой струйкой, а потом стебелёк, освободившись от груза, гордо расправляется: вот, мол, какой я!
Берега ручей украсил по-своему художественному замыслу, и не лёд по краям его, а толстый слой инея поверх снежной бровки, будто белая-белая вата разложена бережно. Там, где лёд бахромой нависает над водой, не касаясь её, матушка-природа развесила ажурно вязаные подзоры; почти такие же долгими зимними вечерами искусно создавали заботливые бабушкины руки, чтобы потом украшать ими подушки, кровати, портреты, а по воскресеньям и праздникам ещё и столы. Накрахмаленные самодельные подзоры необычайную свежесть источали, и лишь озорному коту дозволялось стаскивать бабушкины творения на пол.
Солнце по утрам не сразу заглядывает в гости к ручейку, чтоб поздороваться, испарением полюбоваться. Оно сначала гуляет по округе, одаривая светом и речку, и пологие её снежные берега, и верхушки высоких тополей, отыскивая и выгоняя тени из-под сваленных бобрами стволов, намытых за лето и осень больших корневищ, а также молодой поросли.
Тени перебегают через тропинки, санную дорогу, напрямую, поверх глубокого снега, перебираются ближе к ручью и там на какое-то время замирают, прячась от яркого солнца. Прекрасны тени морозным утром в своём ярко-синем, а то и голубом одеянии. Дружить бы им с солнцем, да мир не берёт пока…
Расцвеченное солнцем торжественное голубое небо в ручей заглянуло, щедро поделилось с ним красками. До этого спросонья тёмная вода в цвет неба яркого преобразилась, и не преминуло чарами лесными отражение восхититься. Из-под воды выступившие и над ней нависшие ветки, палки, корешки и трава засмотрелись в ручье белыми снежными нарядами, замерли, околдованные.
Палка переброшена с одного на другой берег, и уже объявлен выход маленького лесного циркача; он пройдёт по ней, как по канату. Стайка свиристелей прилетела посмотреть, уселась на ветке, присмирела в ожидании.
Не дождались птички представления, принялись пить из ручья, по одной спускаясь к воде; посидели после, довольные, на ветке, да и упорхнули.
Из-за кустов в полынью поблизости от ручья дикая уточка прилетела; плавать стала, озираясь беспокойно, в ожидании друга-селезня прихорашиваться принялась. Голову опустит в парящую воду, резким движением плеснёт на себя, притопляя тело от холодного душа. Омоется три-четыре раза, отдохнёт и снова принимается плескаться. Но что-то уточку всё же беспокоит: то и дело озирается она. Ополоснувшись напоследок, вспархивает с шумом, огибает в полёте полынью и исчезает за кустами. Какие срочные дела уточку задержали в краях наших, почему в путешествие не отправилась со всеми вместе? И кого ищет в небольшой рощице?
Недолго остаётся ручей в одиночестве: от протоки прилетевшая оляпка смешно шлёпнулась на воду, как будто неожиданно для себя задержаться здесь решила. Убедилась, что одна, принялась завтракать. Скроется в ручье на минутку, а то и больше - уж не водяной ли схватил её - потом вылетает пробкой и, не особенно задерживаясь на поверхности, снова и снова ныряет.
В чистой воде видно, как расправляет она крылья, чтоб неглубокого дна достать. Как и у ручья, весёлое у оляпки настроение, она этого и не скрывает. Позавтракав тем, что послал ручей, а он даровал ей моллюсков, водоросли и другую пищу, принялась она играться. Раскрылится, проплывёт вверх-вниз по течению, потом по снегу быстро бегает или прыгает по веточкам. А то принимается плавать от бережка к бережку.
Редкую секунду спокойна оляпка; постоянно приседает, как пританцовывает под лёгкую мелодичную музыку. Пробежится по краю бережка, не отдаляясь от ручья, присядет несколько раз и, бросившись в воду, принимается купаться - совсем, как домашние утки перед тем, как на берег окончательной выйти. И всё же можно рассмотреть птичку, подивиться её белому сарафанчику на грудке и шейке.
Сама же она тёмно-бурая, размером чуть больше скворца, клюв небольшой, слегка выгнутый кверху, крылья короткие. У оляпки стройное тело и высокие ножки с длинными пальцами; легко заметить это, наблюдая за птичкой. Говорят, обитает она по берегам горных, реже – родниковых равнинных ручьёв и рек. Если так, то это про наш ручей, родниковый и равнинный. И загадочный.
Иван СКОРЛУПИН, Петропавловский район.
Иван СКОРЛУПИН. Лужица