Исповедь онколога: «Операции снятся даже в отпуске»

Павел Музалевский - врач-онколог, торакальный хирург Алтайского краевого онкологического диспансера - более 20 лет  оперирует злокачественные опухоли органов грудной клетки, борется с раком лёгкого, плевры, трахеи, желудка и пищевода. Хирург рассказал корреспонденту АиФ-Алтай, как возникает зависимость от профессии и почему работа не отпускает даже на отдыхе.    

Юлия Корчагина, Аиф-Алтай: Павел Николаевич, свою первую операцию помните?  

Павел Музалевский: В хирургии не бывает так, что ты, весь такой молодой и зелёный, встал за стол и сразу самостоятельно провёл целую большую операцию. Становление хирурга – долгий поэтапный процесс: сегодня тебе доверили сделать разрез, завтра ты перевязал сосуд, послезавтра – наложил анастомоз. В конце концов, все эти манипуляции настолько сливаются в памяти, что уже невозможно сказать наверняка: что было сначала, а что – потом.

Вообще, в университетских аудиториях нельзя научиться оперировать. Это исключительно вопрос практики. Для большинства путь в хирургию начинается ещё во время учёбы: первые навыки студенты приобретают, подрабатывая в хирургических отделениях. Я не был исключением.

- Какой самый главный навык хирурга? Без чего невозможно представить человека в этой профессии?

- Видеть ситуацию в перспективе. В онкологии чаще всего лечение не заканчивается одной только операцией. Хирург – это стратег. Из нескольких возможных вариантов он должен выбрать один, и от этого зависит, каким будет дальнейшее лечение, сколько проживёт пациент, и насколько комфортной будет его жизнь.

А ещё хирургу необходима уверенность в принятии решений. Конечно, внутренних споров с самим собой не избежать. Но, выбрав тот или иной путь в работе с пациентом, ты должен быть спокоен и твёрд. Это очень помогает собраться, когда во время операции происходит что-то неожиданное. Когда ты понимаешь конечную цель и задачу, хирургическая работа становится этаким технологическим процессом, комплексом алгоритмов и упорядоченных действий.

- С какими мыслями обычно идёте в операционную?

- Вот с этими и иду: не навредить. Вообще, в самой операционной внутренняя мобилизация колоссальная. Всё, не имеющее отношение к операции, уходит. Остается только конкретная задача, и ты отдаёшься ей без остатка.   

Но, знаете, для настоящего хирурга - это желанное состояние. Хирургия – это своеобразный  наркотик: операции снятся даже в отпуске. Когда встречаешь своих пациентов через пять, 10, 15 лет, ощущаешь огромное счастье за них и невероятное удовлетворение от своей работы.  

- Многие опытные хирурги в своих воспоминаниях рассказывают, как оттачивали хирургическую технику: кто-то вязал узлы вслепую в ящике стола, кто-то мазал руки вареньем, имитируя липкую кровь, кто-то накладывал миниатюрные швы на виноградины. А как тренировались вы?

- Ну, все ножки на стульях всевозможными узлами были и у меня перевязаны! По-настоящему мечтающий о хирургии студент не упустит любую возможность попрактиковать, попроситься на ассистенцию. В университете мы учились оперировать на трупах. В хирургическом кружке нашими «тренажерами» часто становились бродячие собаки. Мы и клапаны им в вены вшивали, и стомы из желудка выводили… Жалко их было, не скрою, до сих пор нет-нет да приснится какой-нибудь Шарик. Но без такой практики добиться успеха в человеческой хирургии невозможно.

- Недавно в СМИ прошла информация, что хирург одной из питерских клиник за одну операцию удалил пациентке 70 метастазов в лёгком. Вам приходилось делать что-то подобное?

-  На самом деле, эта история не так однозначна, как кажется. Онкология – это хронический процесс, такой же, как гипертония, сахарный диабет и прочее. На определённых этапах могут происходить рецидивы, болезнь поражает другие органы. Гоняться со скальпелем за метастазами - есть ли в этом большой смысл?

Каждая операция для онкобольного – это удар по и без того подорванному болезнью иммунитету. Поэтому сейчас стандартом в онкологии становятся малоинвазивные операции, эндоскопическая хирургия. Чем меньше травматизация, тем быстрее и легче восстанавливается пациент. Если бы СМИ написали, что пациентка после такой операции прожила 10 лет и более, я бы такому врачу искренне похлопал в ладоши. Но хирург всегда должен помнить о последствиях.

- Как обычно складываются отношения хирурга с пациентами? Приходилось ли слышать обидные слова в свой адрес?

- На самом деле так бывает, что изначально пациенты негативно настроены к врачам, к медицине в целом. Но когда они видят, что ты приходишь к семи утра и уходишь в полдевятого вечера, по первому звонку ночью приезжаешь к тяжёлому пациенту, то отношение меняется. Порой даже родственники безнадёжных пациентов, на чьих глазах происходила драма борьбы за жизнь, звонят и благодарят за то, что ты сделал для него всё, что мог.

- Приходилось ли вам спасать людей вне работы?  

- В начале карьеры я совмещал хирургию с работой на скорой помощи. Однажды, будучи не на дежурстве, мне пришлось до приезда бригады реанимировать соседа возле подъезда.

- Ходят слухи, что вы однажды вылечили от рака собственную собаку.

-  Было такое. У нашей домашней любимицы фокстерьера Асланы я диагностировал рак молочной железы и разработал тактику лечения, но оперировали её в ветеринарной клинике. С тех пор прошло уже шесть лет, собака жива-здорова. 

- Почему одни люди заболевают, а другие - нет? 

- Наверное, это некое испытание, повод задуматься – что не так в мыслях и поступках.

Очень часто возникновению рака предшествует какой-то сильный стресс. Вообще, по жизни надо быть лёгким человеком. Нельзя заниматься самоедством. Не нужно держать камня за душой.

У моей бабушки была очень тяжёлая судьба – война, голод -  но она умела жить легко, не зацикливаясь на проблемах и здоровом образе жизни. Дожила до 86 лет в здравом уме и светлой памяти. Дай Бог каждому!

 - Вы – кандидат медицинских наук. Чему была посвящена ваша диссертация, и чем вас привлекла эта тема?

- Кандидатскую я посвятил проблемам заболевания мезотелиомой. Простыми словами - это злокачественная опухоль оболочек, покрывающих органы грудной и брюшной полости, сердца. В чём её коварство?  Оно тяжело поддается диагностике, часто прячется под маской других неонкологических заболеваний, поэтому истинный диагноз нередко устанавливается уже на поздних стадиях. 

В Алтайском крае таких пациентов больше, чем в целом по России. Это тяжёлые больные, с плохими прогнозами. Радикальную операцию возможно провести лишь небольшому числу пациентов. Но даже в этом случае гарантии выздоровления нет, ухудшается качество жизни, беспокоит одышка, боли, часто возникают рецидивы.  

- Работа хирурга требует большой выносливости. В чем ваш источник силы?  

- В смене деятельности. Зимой я очень люблю покататься на лыжах. А летом – любимая дача. Мой тесть, кстати, тоже торакальный хирург, говорит, что представители нашей профессии, должны уметь всё делать руками. Жена (Наталья Игоревна Музалевская, хирург-уролог.  – Ред.) шутит, что наша жизнь - постоянная стройка или ремонт. Нам пришлось научиться и штукатурить, и плитку класть, и садом-огородом заниматься. Такая смена деятельности дает переключиться, потом с большей охотой идёшь в операционную.