Поэтический талант Натальи Николенковой был признан очень рано. Известная далеко за пределами Алтайского края, она, как героиня популярной песни Андрея Макаревича, идет по жизни смеясь, и пишет книжки, в которых вызывающе несерьезно и шутливо рассуждает о предметах важных. Чем и привлекает не одно поколение читателей и читательниц.
Из автобиографии Николенковой:
«Родилась в Барнауле в семье инженеров. Отец из астраханских казаков, мама из питерских крестьян. Окончила среднюю школу №25 с золотой медалью, музыкальную школу №3 по классу фортепиано без орденов. Читаю с трёх лет. Стихи пишу со второго класса, активно – с поступленья на филологический факультет Алтайского госуниверситета. Рост 1.72, вес 60, глаза серо-рыжие, иногда зелёные. Характер остический, мягкий. Достижения: одна дочь, четыре книжки («Чтобы встретиться», «Девятое марта», «Карманная психиатрия», «Малютка жизнь»), миллион друзей, божественно прекрасных».
– Вопрос первый и нескромный… Наталья, скрываете ли вы свои года? Необходимо ли это женщине, а в особенности поэтессе?
– Нет, не скрываю. Я как раз из тех женщин, о которых Оскар Уайльд сказал: «От женщины, которая не скрывает своего возраста, можно ждать чего угодно». Тем более, всё равно скоро попаду в энциклопедии, а там всё конкретно сообщат (это не шутка). С другой стороны, психология: тебя считают молодой, а скажешь возраст – начнут замечать морщины и т.п.
Раньше наши с Фаридой дочери (мы однокурсницы, родили довольно поздно) нас молодили, а сейчас выросли, кобылицы, и наш сороковничек стал явным. Вот Фарида, кстати, свой возраст не выдаст даже под пыткой. Хотя, согласитесь, скрыть свои годы может Марь Иванна Пупкина, а мы, знаменитости вроде Людмилы Гурченко – нет. Двадцать лет в литературе, и это все знают.
– Каждый человек творит о себе легенду. Расскажите вашу легенду.
– Пусть легенды обо мне появятся в чьих-нибудь, как говорила мама Муми-тролля, «мемаурах». Единственное и всем уже известное: упала во втором классе с забора головой на каток – и с тех пор стала писать стихи. Ну, и ещё знаменитая встреча с Андреем Вознесенским…
– Говорят, что всё у поэта из детства. Что «утащили» из детства вы?
– Мне кажется, моё детство ещё не кончилось. Некий инфантилизм, он же непосредственность, наверно, скоро будет выглядеть комично, да и бог с ним. Мне кажется, осталось внимание к мельчайшим деталям. Например, многие люди даже головы не поднимут, чтобы увидеть радугу. И тут на них налетаю я: «Смотрите, радуга! Смотрите, снегирь!»
…Запахи – моё всё. До трёх лет (когда мама научила читать) приносила папе свежую газету, выбрав её из всех по запаху.
– Чем, на ваш взгляд, мужчина может удивить женщину?
– Ничем. И всем. Тем, что взял и влюбился в неё (с чего бы?) Дарили мне, конечно, ведро роз – но эти материальные эквиваленты чувства, по большому счёту, фигня. Вот стихи – уже кое-что (их было предостаточно, и продолжаются.) Просто неожиданная волшебная встреча. Шубы-побрякушки-белые жеребцы-чёрные автомобили – их прелести не поняла до сих пор.
А вообще, мужчина сначала вовсю старается удивить-поразить, создаёт образ мачо или падишаха, а потом оказывается ровно таким же, как ты, тонким, ранимым, рефлексирующим – короче, человеком.
– Храните ли вы свои рукописи? Любите ли свой почерк? Какой он у вас?
– Совсем ранних школьных стихов не сохранилось. А так – лежат в шкафу тетрадочки, в хронологическом порядке. Я, при внешней безалаберности – учёный малый, но педант. Почерк у меня круглый (видно, я – мягкая и пушистая?), без наклона. Буквы п, ж, г, у разобрать практически невозможно, если пишу кому-то – выписываю их специально поразборчивей. Кто-то говорил, похоже на арабскую вязь. Пишу, кстати, не точно на строчке, а повыше. Мне почерк, конечно, нравится. Нам ведь и собственные козюльки из носа нравятся, да?
– Когда вас впервые назвали поэтом?
– Не помню, честное слово. Я, по крайней мере, до сих пор себя так не называю. А при слове «творчество» моя рука тянется к пистолету.
– Творческий человек любит эпатаж. Одни скандалят в жизни, другие – на бумаге… Нужен ли эпатаж вам?
– Мой эпатаж, если он есть, неволен. Всегда любила не в перьях-блёстках на сцене стоять, а тихонечко в уголке сидеть, других слушать. Алёна Воеводина (двадцати лет) в один из заездов компании Корнева в Красилово сказала мне: «Ты делаешь много такого, чего я сделать бы не смогла». Я в недоумении: чего я такого делаю? Живу себе и живу как попало. Одеваюсь, например, как Бог на душу положит (отмазка: стиль фьюжн), и слышу: «Стильно, необычно...» или: «Курт Кобейн родился?» Захочется – буду прыгать-скакать, в снегу валяться...
В стихи проникают слова из сегодняшней жизни. Понимаю, что общенье с молодыми стихотворцами, и не только, на мою лексику-синтаксис повлияло. Бытие определяет стихосложение, это нормально.
Сознательный эпатаж не моё. Я скромное дитя советской эпохи, когда все деревья были большими, а все пальто одинаковыми. Мама всё детство долбила: «Ты ничем не лучше других, надо быть скромнее...» (В школе все «пятёрки», золотая медаль, все дела. А я устные уроки никогда дома не учила, всё с лёту запоминала).
Не знаю, в тему ли. Один батюшка после причастия сказал обо мне: «Хорошая девочка. Только гордыню немного победить...» Да я всю жизнь искренне открещивалась от тщеславия и его производных! Видно, это и есть один из признаков гордыни. А, вот ещё дочь моя Саша меня не читает. В период алтапрессовских баталий на литературные темы я, для поддержания материнского авторитета, прочла ей вслух отзыв Вячеслава Корнева (самого Корнева!) о моих стихах. Там столько было восторженных эпитетов, что я сама едва не поверила в собственную гениальность. И тут Сашечка моя ласково так говорит: «Мама, осторожно, осторожно! Корона свалится...» Вообще, мы с Фаридой, как правило, работаем на контрасте: королева – и серая мышь. Угадайте, кто мышь.
– По Пушкину, «мы все глядим в Наполеоны». Какие у вас наполеоновские планы?
– Ни наполеоновских, ни кутузовских. Абсолютно не плановое у меня хозяйство. Если это не фатализм, то пофигизм… Плыву по течению, пока (тьфу-тьфу-тьфу!) удачно. Хотя если завтра принесут Нобелевскую премию – не откажусь, возьму, не побрезгую. Книжки-то все как-то сами собой издались (точнее, благодаря Алтайскому книжному издательству, Валере Тихонову, Виталию Коньшину, Михаилу Гундарину). Паразит я на теле общества…
– Хотите ли вы, чтобы ваши дети писали стихи?
– Дитя стихи писало, сейчас, вроде, нет. Интернет, шоппинг, салоны красоты – это ей ближе, и слава Богу. Пусть живёт как девочка, а не как безумец. Саша, проживи все эти женские радости за меня! А я за тебя, так и быть, ещё тысячу книг прочитаю. И что-нибудь напишу.
– Женщина хранит житейскую мудрость, а потому любит афоризм. Ваш девиз?
– Любимых афоризмов много, включая матерные из Ирвина Уэлша. Они возникают в связи с жизненными ситуациями и настроением. Франц Кафка: «Вы перенесли встречу со смертью. Это укрепляет». Есть и собственные, например: «И будешь ты царицей мира, Голубка дряхлая моя!» Или: «Жизнь – дерьмо, но плыть надо».
Записал Константин Гришин
Юлия АРТЕМЬЕВА. Черно-белым. Место другого времени (рассказ) 
«Крылья» Анны. В 50-е годы Анна Темникова покорила небо