Барнаул, 7 мая - АиФ-Алтай. Жизнь научила его держать удар с самого детства. Помнит, как раскулачивали родителей. Угнали со двора пятерых лошадок, коров, овец. Семью с детишками мал мала меньше выгнали на улицу.
Их дом в деревне Хабазино был крепким, высоким, расписным. Там, под застрехой когда-то бабушка схоронила «рубашку», в которой он родился в ночь на Вербное воскресенье. Дом «экспроприировали» под колхозную контору...
Помнит, как мать пыталась спрятать под юбкой посудину с остатками муки (хоть на первое время пропитание для ребятишек). Но уполномоченный заметил, отнял и высыпал муку в кучу печной золы.
В Нарын, как планировали, семью Кремлевых не отправили, позволили остаться в родной деревне. Отец вырыл землянку. Голодно, холодно, страшно. Чтобы хоть кто-нибудь из детей выжил, отец взмолился перед своими братьями, живущими в больших городах: возьмите на воспитание!
Так Саша оказался «в людях» сначала в Прокопьевске, потом в Барнауле.
Первый бой
Хотя был Саша рослым и физически неслабым, в городской школе его обижали.
«А, деревня!» – кричали сверстники и отвешивали увесистых подзатыльников. Он терпел. А когда невмоготу стало, пошел за советом к дяде Данилу Михайловичу, которого всю жизнь считает своим добрым ангелом-хранителем. «Тебя бить будут до тех пор, пока сдачи не дашь», – сказал тот.
Подросток «намотал на ус» дядины слова и на следующий день дал отпор главному своему обидчику. И ударил-то не здорово, а парень через перила школьного крыльца перелетел! Зато с того момента они лучшими друзьями стали, а Кремлева однокашники зауважали.
Дядя помог своему воспитаннику и в армию пойти, когда время служить пришло, ведь не брали – из кулаков. Данила Михайлович был славным сапожником. В его туфельках жены всей барнаульской «верхушки» щеголяли. В том числе и жена военкома.
В общем, по дядюшкиной просьбе да по большому блату (дико звучит для нашего времени, согласитесь!) оказался Александр Кремнев на тихоокеанском военно-морском флоте. После учебки пришел на корабль старшиной. Определили его на БЧ-5, электриками командовать.
«Мы отлично усвоили «закон Ома»: пять лет – и дома!», – смеется Александр Леонидович. Служба летела быстро. Уже и в увольнительные на берег пускали, и звание мичмана присвоили. А тут – война…
В пекло!
Рапорта с просьбой направить на фронт в те годы писала вся братва. Им говорили: «Подождите, навоюетесь еще!». Но они горели нетерпением – как же без их участия будут бить фрицев?!
В феврале 1942 года 30 тысяч моряков-тихоокеанцев были отправлены эшелонами на запад. Они ехали в самое пекло – в Сталинград. Надеть серые солдатские шинели им не позволила морская гордость.
И хотя стояли трескучие морозы, они так и остались в бескозырках и черных бушлатах. Немцы их боялись, называли «черной смертью» – моряки атаковали быстро и напористо, в рукопашной бились яростно и безжалостно.
– В такой неразберихе, как под Сталинградом, мы полевую кухню практически не видели, – вспоминает Александр Леонидович. – Сами себе пропитание искали. Праздник был, если попадалась павшая лошадь. Но как сварить мясо, если вокруг голая степь, которую так и называли в народе – Голодная? Ни деревца, ни кустика.
Костер разводили из сухой травы, комочков ваты, припасенных для самокруток обрывков газет. Только в котелке начинали появляться пузырьки закипающей воды, все, хорош, сварилось: горячее сырым не бывает!
День ночь взрывы, визг пуль. Неба не видно – оно было черным от фашистских самолетов. Столько железной смерти он видел еще раз только на Курской дуге, под Прохоровкой.
– Там танки, как люди, которые идут в рукопашную, наползали друг на друга, давили, подминали под себя, – говорит Александр Леонидович. – Людей вообще видно не было на поле – одни машины.
После битвы уже собирали трупы, отрезанные руки-ноги-головы… Не приведи, Боже, такой смерти никому крещенному.
На Сапун-горе
Кремнев прошел Украину, бился под Перекопом, Херсоном, получал награды и ранения, лечился в госпиталях и возвращался в строй. Последний бой он принял в Севастополе, на знаменитой Сапун-горе. Там была настоящая мясорубка!
Его тоже почти изрубило. Когда санитары обнаружили, что заваленный землей, истекший кровью боец все-таки жив, поставили над ним палатку и саперными лопатками откапывали потихоньку, чтобы еще больше не повредить.
Военврач, увидев его раздробленную левую руку с содранной кожей, порванными венами и сухожилиями, сказал: «Самое простое, браток, отрезать тебе руку по локоть. Но вижу я, что хороший ты парень, и рука тебе еще пригодится целой. Потому будем ее собирать. Но заморозки не будет. Поэтому – терпи. Матерись, ори, но терпи».
Кремнев согласился потерпеть. Три санитарки скрутили его, как пленного, – намертво и навалились сверху, чтобы не очень дергался. А хирург принялся разбирать его живую плоть. Как же он кричал! И плакал. И маты из него сыпались, как из Пушкина стихи.
Один осколок, полученный в том бою, у него до сих пор в ладони сидит.
...Много лет спустя Александр Леонидович приехал в Севастополь. Пришел на диараму, посвященную битве на Сапун-горе. Узнав, что он – ветеран и участник этой самой битвы, кавалер трех орденов Отечественной войны, его пропустили без очереди, пригласили в кабинет директора музея.
Тот открыл большую книгу, в которую вписаны фамилии всех советских воинов, защищавших эту высоту. У фамилии уроженца Алтайского края, зампомвзвода, старшины А. Л. Кремлева было записано «значится без вести пропавшим».
Жестким ластиком стерев эту запись, директор музея исправил на «жив» и написал барнаульский адрес ветерана.
На личном фронте
Пожалуй, стоит рассказать еще об одной победе Александра Леонидовича, которая случилась уже после войны, но которая стала, пожалуй, самой главной в его жизни. В 1946 году в крайпотребсоюз, где он в то время работал, пришла новая сотрудница – Августа Ивановна. Очень красивая и очень строгая девушка.
В нее сразу же влюбились практически все сотрудники-мужчины. И хотя невест вокруг было в избытке, именно из-за Августы-Аллочки (так ее часто называли в учреждении) происходили ссоры между бывшими фронтовиками.
Кремлев, статный, видный и сильный, сказал, как отрезал: «Она будет моей женой!». Так оно и вышло. Осенью 46 года они в обеденный перерыв забежали в загс Центрального района, расписались.
Родились у Кремлевых два сына и дочь. Пошли внуки. А теперь уже и правнуки появились. Недавно пригласили их вновь в загс Центрального района Барнаула.
Собирали те пары, которые прожили в браке больше 50 лет. У кого – золотая, у кого – изумрудная, у кого – бриллиантовая свадьбы. А про них, самую старшую семейную пару, прожившую в любви и согласии 67 лет, сказали – «железная свадьба».
Им еще полгодика осталось до «каменной» свадьбы. И это будет правильно – по-кремлевски!