Повышение градуса раздражённости в обществе практически есть факт. Вот, вроде, и долгая зима отступила, и солнце пригревает, а нервы, кажется, у каждого встречного «звенят». Что это: «весеннее обострение», эффект кризисного настроения или что похуже – в смысле неизбежности современного времени? И как в этом жить?
Без специалиста не разберёшься. За тем мы и обратились к Дмитрию ТУЕВЦЕВУ, кандидату психологических наук, в сферу научных интересов которого в том числе входит психология тревожно-депрессивных расстройств.
Цена «места под солнцем»
– Дмитрий Владимирович, у нас время объективно жёстче стало, и поэтому люди такие «колючие», или наоборот? Вот многие представители старшего поколения, пережившие куда более трудные времена, в т.ч. и войну, говорят, что раньше люди были добрее и дружнее…
– Вопрос предполагает очень развёрнутый ответ. Но я выделил бы тут два момента. Во-первых, в военное время, когда есть общий враг, общество всегда консолидируется, а конфликты внутри его уменьшаются. Во-вторых, за несколько последних десятилетий существенно изменилась система общественного устройства и нормы регуляции поведения человека в социуме. К примеру, в традиционном обществе статус человека определяется родовой семьей, кланом, сообществом, в котором он родился и вырос. А в постиндустриальном обществе появилась другая «установка»: человек может добиться всего за счёт собственных навыков и способностей. Почему многие родители «загружают» детей многими и разными занятиями? Хотят, чтобы они были успешными. За счёт этого возникает нарушение солидарности. Отсюда недоброжелательность к другим – они борются за то же «место под солнцем».У студентов тенденция появилась: они перестают друг у друга списывать. По той причине, что если ты даешь списать, ты лишаешься конкурентных преимуществ, и, соответственно, понижаешься в рейтинге.
А есть ещё и чувство неудовлетворённости, ибо перед человеком ставится высокая планка, к которой всегда нужно стремиться. Устремлённость к индивидуальному успеху и низкий уровень солидарности и приводят к высокому градусу раздражённости. Поэтому в любых развитых обществах выше уровень депрессии и тревожности, чем в обществах более традиционно устроенных.
– И как же индивидуумам в таких обществах быть? Всем к доктору?
– Я бы не стал так утрировать. Но на самом деле, в обращении к психологу или даже психиатру (а у нас многие почему-то до сих пор не видят разницы между этими специалистами) нет ничего …неловкого. Мы же не стыдимся обращаться, к примеру, к стоматологу или хирургу! Другое дело, что это понимание у нас не очень развито. Надеюсь, что пока. Я уже вижу выпускников школ, которые по ученическому опыту знают, что работа с психологом полезна, и по мере взросления общение с таким специалистом становится для них обычным делом.
Понятная психология
– Дмитрий Владимирович, психологи появились в наших школах несколько лет назад. Но вот на коллегии Главного управления по образованию в феврале руководитель ведомства Юрий Денисов крайне важной темой года назвал развитие психолого-педагогического и медико-психологического сопровождения обучающихся…
– Первые психологи появились в школах края – и не повсеместно- в 1900-х г. И поначалу было понимание, что это такие «закрытые» работники, к которым приводят девиантных аномальных детей, что создавало ошибочное понимание и у педагогов, и у родителей. А поскольку результат работы психологов в принципе виден не сразу, кому-то показалось, что они ничего не делают, и в конце 2000-х началось их массовое сокращение. Однако оказалось, что в современной школе проблемы адаптации, трудностей обучения, психологического климата решать просто необходимо. Поэтому законом «Об образовании», принятом в 2013 г., прямо возложена обязанность по обеспечению обучающихся психолого-педагогической и медико-социальной помощью. Психолог из специалиста факультативного стал обязательным. Возникло важное понимание, что не к психологу приводят, а он приходит к детям, причём ко всем. У нас, в частности, сейчас внедряется программа жизнестойкости обучения для школьников подросткового возраста, этакая практическая психология для жизни. То есть психолог в доступной форме рассказывает, что это за наука такая; что такое память, и как можно что-то запомнить; что такое мышление, и как можно научиться решать задачи; как понимать свои и чужие эмоции и т. п. Всё это идёт через учебный процесс, чтобы потом у учащихся возникало желание прийти к нему с другими вопросами и проблемами в том числе.
– Ну, допустим, расположил психолог к себе ребёнка, но ведь его проблемы решать-то нужно с семьёй. И вот приходит такая «мамаша-мамаша» и говорит: «Я своё чадо лучше вас знаю, не учите меня жить».
– Задача специалиста – и он этому специально учится – грамотно дать понять таким родителям, что его рекомендации идут не из его личного опыта как человека. У мам, как правило, есть только такой опыт и некое понимание обобщения. У психолога же – научное понимание. У него – диагностические инструменты, которые позволяют получить объективную оценку эмоционального состояния, интеллекта ребёнка и т. д. Психологические знания – это такой же навык, как, к примеру, у хирурга, а мы же не рассказываем хирургу, как нас лучше оперировать.
Не стесняйтесь спросить
– Почему при возвращённых в школы психологах мы всё-таки время от времени слышим о неприятных инцидентах с детьми в неблагополучных семьях, с которыми они должны работать очень плотно?
– Опять требуется развёрнутый ответ. Но пока отвечу так: система психолого-педагогического сопровождения ещё не совершенна. В некоторых сельских школах психологов или социальных педагогов нет вообще. А я ещё лично «открыл» для себя школу, где мне без тени сомнения рассказывали про сложившуюся практику: « Нам дети про плохое не рассказывают, мы ждём от них только хороших новостей!». Это, конечно, в корне неверно.
– В Барнауле достаточно много образовательных или развивающих частных учреждений, в том числе раннего развития, и практически в каждом есть опытный психолог. Насколько этому можно верить?
– Мощностей образовательных учреждений края хватает, чтобы закрыть потребности в психологах. Другое дело, что пока у государства, во всяком случае, в системе образования, нет запроса на подготовку таких специалистов, т.е. бюджетных мест для них не выделяется.
Ну, а чтобы доверить ребёнка психологу в негосударственном учреждении, родителям стоит поинтересоваться его образованием и квалификацией. Не надо стесняться интересоваться детальной программой той психологической работы, которая будет осуществляться. Специалист обязан предоставить расписанную по минутам и часам программу занятий с ребёнком. Утверждения, что «поверьте, это помогает», «это очень эффективно» не должны удовлетворять родителей, если за ними нет развёрнутого ответа, почему помогает и почему это эффективно.
И хотел бы, к слову, заметить по поводу раннего развития. Оно не всегда хорошо, важнее развитие, соответствующее возрасту. Некоторые такие центры предлагают для детей полутора-двух лет инновационное развитие внимания, памяти и пр., но это даже может принести вред. Не зря ведущие нейропсихологии уже говорят: отстаньте от детей!
– Как вам кажется, разовьётся у нас когда-нибудь институт психотерапевтов так, как она развит на Западе?
– Во многом это миф, что в западных странах широко развита психотерапия. Но скажу, что специализация клинического психолога – это стык психической диагностики и психотерапии. И, думаю, что психотерапия будет становиться более востребованной, и обращение к психологу станет естественным. Это вопрос времени – в этом отношении я оптимист.
Досье
Дмитрий ТУЕВЦЕВ.
Родился в Барнауле, здесь же закончил школу и классический университет. Ныне – кандидат психологических наук, доцент, заведующий кафедрой клинической психологии факультета психологии и педагогики АлтГУ.