То, что он на три года моложе возраста, указанного в собственном паспорте, Николай МАЗУРОВ, работник краевой типографии «Алтай», узнал, когда ему давно «перевалило» за 30. Тогда же выяснил, что в далёком Серпухове до войны жили его старший брат и мама, которую он ждал всё своё сиротское детство…
Путь к труду
Первые осознанные воспоминания связаны с палатой санатория, в которой лежало много-много мальчишек. У всех был костный туберкулёз. К ребятам по выходным приходили родители, приносили гостинцы. Однажды и у его кровати появилась, как ему тогда показалось, старушка. В синем платочке. Она назвала его сыночком и положила на одеяло немудрёные крестьянские угощения.
После этой встречи Коля всё время смотрел в окно, возле которого стояла его кровать. Мальчик высматривал женщин в синих платочках. Заметив, волновался: «Моя мама идёт!». Но та, что назвала его сыночком, больше ни разу не пришла.
А пришла война. Под бомбёжками санаторских детей, привязанных к кроватям, грузили в эшелоны, отправляли куда-то. От тонкой ниточки, связывающей мальчишку с так ни разу и не увиденной матерью, осталась сделанная карандашом надпись на вороте рубашки – его имя и фамилия.
Потом были скитания по детприёмникам и детдомам. Была Евпатория, только что освобождённая от фашистов. Здравница у моря запомнилась ему тем, что их кормили не с тарелок, а из жестяных банок из-под американских консервов. Кстати, кормили, несмотря на трудные времена, хорошо: такую болезнь без питания не вылечишь. А ещё он там впервые встал на ноги! Правда, были они такие гуттаперчивые, что мальчик мог бы при желании грызть на ногах ногти.
Эта гибкость ему неожиданно пригодилась в последнем его детском доме – «Путь к труду», что находился в Тюменской области. Название, видимо, досталось по наследству от колонии для несовершеннолетних, которая прежде здесь располагалась. Наказывали за любую провинность и за «двойки». Одно из наказаний – драить по ночам до бела дощатые полы в длинном-длинном коридоре – Николаю даже нравилось. Гораздо хуже было голышом пропалывать от крапивы заросли детдомовской малины. После такого мальчишки подолгу в лазарете лежали. А вот «пытка» физрука – гнуть «салазки» – его только смешила, а взрослых вводила в ступор: почему мальчишка не воет от боли, а без труда забрасывает ноги за плечи?
Корова «усыновила»
Выпустили его из детдома, если можно так сказать, на глазок: по внешним данным определили, что парню уже может быть 16 лет и выдали паспорт, в котором значилось, что родился Николай Мазуров в 1933 году 8 марта.
Работа нашлась в совхозе: Коля в одиночку пас коров. И однажды с голодухи присосался к одной коровке. Совсем как телёнок! Раз, другой, а потом бурёнка и сама стала видеть в нём своего детёныша – глаз с него не спускала, куда он, туда и она. Вечером терпеливо ждала, пока всё стадо уляжется, тогда и сама ложилась и Колю тёплой мордой подталкивала: дескать, спать пора! А утром, дождавшись, когда все товарки встанут, начинала будить «сына»...
Как-то один новый Колин знакомый, бывший родом с Алтая, предложил: «Поехали в Барнаул? Там у меня мама живёт».
– Согласился с удовольствием: так охота было прокатиться! – вспоминает Николай Васильевич. – Собрал всё, что у меня осталось от детдома и что приобрёл в совхозе. Пока ехали, почти все шмотки продал. Приехали. Юркина мама, которая на кожзаводе техничкой работала и с копейки на копейку перебивалась, при встрече говорит: «Ты ладно, ты – сын. Но зачем нахлебника-то притащил?».
Нахлебником бывший детдомовец быть не привык. Поступил на кожзавод. Скитался без жилья: то где-нибудь под брёвнами заночует, то в бочках из-под мороженого на Старом базаре переспит. Пошёл в строительное ФЗО. На комиссии выяснилось, что по здоровью не подходит! Упросил слёзно врача «закрыть глаза» на астму и травмированную ногу.
Прилежного, исполнительного, аккуратного парнишку после учёбы направили в известный в Барнауле трест «Стройгаз». Конечно, он был доволен, что не попал, как многие однокашники, в УНР – управление, которое строители в шутку расшифровывали как «Уволь, Не хочу Работать». В «Стройгазе» Николай Мазуров проработал три года, а в 1954 году поехал поднимать целину в Ребрихинский район.
В поисках доли
Помотало Николая Васильевича по городам и весям предостаточно. Однажды какая-то нелёгкая занесла даже в Киргизию. С женой и грудной дочкой на руках. Без родни, без кола-двора, без какой-либо поддер-
жки на чужбине оказалось ой как несладко. Пришлось даже в рабстве побывать: батрачить на кукурузном поле за ломтик хлеба и две ложки супа в день.
– Самое большое унижение в жизни испытал, когда от голода случилось украсть чей-то обед, – признаётся он. – В поле работали местные, а узелки со своими харчами на меже сложили. Вот я один такой узелок и стащил. Съел, миску выбросил, а платок изорвал на портянки.
На каких только работах не доводилось ему пробовать себя! На целине он трясся на тракторном прицепе и отмывал от заводской смазки детали машин, в Киргизии полол плантации кенафа и делал из глины и соломы саман (кирпичи для строительства), вернувшись в Барнаул, ухаживал за конями и сторожил 25-ю школу, что раньше находилась на площади Октября. Кстати, здесь он и сам по вечерам учился.
– Я тогда в партию (КПСС – прим. ред.) хотел вступить, но мне отказали: «Ты недостаточно грамотный!», – рассказывает Николай Васильевич. – Я принял это без обиды. Что ж, решил, подучусь. А после школы, когда уже на ХБК работал, поступил в институт текстильной и лёгкой промышленности. Да только не смог совмещать учёбу и работу. Ведь тогда приходилось вкалывать на двух работах, чтобы «тянуть» семью…
Он всеми силами настрадавшейся сиротством души цеплялся за любой шанс лучшей, счастливой доли. И ему, избитому жизнью, наконец-то, повезло. Это случилось 23 апреля 1969 года, когда он пришёл работать в издательство «Алтай».
Его первая специальность здесь – размотчик. Это тот человек, который «заряжал» машины рулонами газетной бумаги.
– Машина, на которой пришлось работать, была не очень исправна, с неё постоянно масло бежало, – улыбается Николай Васильевич. – Но у меня она стала самой чистой в типографии! Я даже пол вокруг неё керосином оттёр. Меня всегда коллеги поддразнивали: «Что ты её «облизываешь»?». Впоследствии он только один раз сменил место работы – перешёл в печатный цех резчиком бумаги. И проработал там до самой пенсии. Да и потом, случись производственная необходимость, ветеран всегда выручал родное предприятие. Даже сейчас он дома не сидит, работает в типографии сортировщиком.
– Пока мои ноги ходят, буду работать, – говорит он. – Думаю, что ни одно отделение связи, получая упакованные мною пачки газет, не обижается: мои упаковочки ровные, в них все экземпляры на месте. Ни одной рекламации ещё не было.
Кому нужна память?
С первых же дней работы в типографии он начал собирать газеты. За прошедшие десятилетия их набрался у Мазурова целый архив. Идея создать музей печатного дела пришла к Николаю Васильевичу, когда он уже на пенсии подрабатывал архивариусом краевой газеты.
Помимо старых газет у него собралось много видео- и аудиокассет, которые Николай Васильевич для пущей сохранности переписал ещё и на диски. На них – воспоминания тех, кто работал рядом с ним в 70-е, 80-е, 90-е годы... На них уникальные моменты празднования круглых дат, общих побед, чествования передовиков.
К сожалению, время не щадит не только бумагу или плёнки кассет. Ржавчина беспамятства разъедает и людские души. Однажды Мазуров чуть ли не с помойки вернул давний подарок Алтайского шинного завода – юбилейное колесо… Сегодня он больше всего боится, что его с сохранённым неимоверными усилиями архивом в любой момент могут попросить из маленького кабинета, принадлежащего издательству. Он торопится всё основательно упаковать и привести в чёткую систему перед тем, как передать материалы в единственный барнаульский музей, согласившийся принять их, – в музей «Мир времени».
– Я часто задумываюсь, почему сегодня так не бережно относятся к памяти, – говорит Николай Васильевич. – Не знаю, ответа так и не нашёл. Но продолжаю собирать фотографии и биографии тех людей, которые в разные годы работали здесь.
Женщина-ветеран: Войну показывают не так 
Дмитрий МАЗАНОВ. Рабство (рассказ)