Кружила водоворотами на глубине, засасывая в воронку то листик, то веточку, с жадностью сглатывала и выбрасывала на поверхность воды уже далеко ниже по течению.
Билась на повороте в подмытый земляной берег пенной волной, убыстряла свой бег ближе к перекату и с весёлым журчаньем и плесканьем, перепрыгивая через отмели и камни, стремительно катилась куда-то далеко-далеко. Серая пена большими лохмотьями плыла по всей реке.
Потрепанная на перекатах, сбивалась в большие рыхлые шапки, накапливалась в тихих затонах, медленно кружилась и, отрываясь, большой серой массой медленно, затем всё убыстряя свой бег и оставляя за собой грязно-пенный след, устремлялась до следующего переката.
Стайки рыб, преодолевая течение, охотились в струях воды, трогая своими губами проплывающий по реке мелкий мусор, схватывали плененных водой мотыльков, стрекоз, мух и мошек, уходили в глубину и стремительно выплывали вновь в надежде на удачу. То тут, то там по воде расходились круги. Иногда, напуганная чем то, или в погоне за добычей, выбрасывалась из воды стремительная серебристая торпедка и, сверкнув на солнце мокрой чешуёй, падала в родную стихию, распугивая своих собратьев.
На минуту всё затихало, а за тем, чуть дальше на воде появлялись круги – стайка продолжала свою охоту. Ленивый ветерок чуть шевелил поникшей листвой, затихал совсем, пропадая надолго. Неожиданно шумел в зарослях тальника, срывал сухие листья и гнал их по воде легкими галерами, распугивая неутомимых водомерок, бросал в лицо речной прохладой, настоянной на горечи тальника, запаха рыбы, разогретого песка и ещё неизвестно какими и где взятыми запахами, стремительно уносился прочь.
Солнце старалось во всю и даже под сенью листьев тальника, шатром сомкнувшим свои вершины над головой Алёши, было жарко и душно. Разморенный теплом, в полудрёме, он лениво смотрел на поплавок удочки, неподвижно лежащий на мутно-свинцовой воде, на ярко-голубую стрекозу, казалось, тоже уснувшую, неподвижно сидящую на гладкой, матовой поверхности поплавка.
Обрывки каких-то толи снов, толи видений наплывали волна за волной, мысли лениво копошились, сплетались одна с другой в цепкий клубок несуразицы, уносили далеко-далеко. Рядом, на повороте, глухо шлёпнуло по воде. Берег обвалился, а может большая рыба, играя, выбросила из воды своё упругое, сильное тело и, перевернувшись в воздухе, с шумом плюхнулась назад.
Подняв голову, Алёша прислушался. Было тихо. Только всё также торопливо спешила куда-то речка. Усевшись поудобнее, Алёша снова погрузился в мечтания. Глядя на хлопья пены, непрерывным потоком плывущей по фарватеру речки, он вспомнил, как будучи ещё совсем маленьким, вот также глядя на воду, он почему-то решил, что где то вверх по течению стоят на мосту большие дяди и плюют в воду. Потому на ней так много пены.
Это воспоминание рассмешило его, Алёша тихонько захихикал, стал вспоминать другие забавные истории, происшедшие с ним в его жизни. Сонное состояние его прошло. Солнце светило уже не так ярко, лёгкий ветерок ласково шевелил волосы на давно не стриженной Алешкиной голове. О чем-то шептались листья тальника. Стали слышны голоса птиц, и сами они начали перелетать небольшими стайками с одного берега на другой.
Что-то неуловимо изменилось в мире. Ещё минуту назад вялый, полусонный он наполнился звуками, движениями, ожил. Краешком глаза Алёша увидел как дрогнул поплавок его удочки – раз, другой. Будто там. В глубине, кто-то осторожно прикоснулся к сомлевшему на крючке червяку, легонько потряс его. Стрекоза встрепенулась, нехотя взлетела и, повисев несколько мгновений в воздухе, снова присела на облюбованное место.
Алёша с досадой подумал, что она мешает ему наблюдать за поклёвкой, что из-за неё он может упустить тот момент, когда нужно вовремя подсечь хитрую, осторожную рыбу. Поплавок лежал неподвижно. Но азарт рыбалки уже завладел сердцем Алёши, захлестнул его волной сладко-тревожного ожидания. Скоро поплавок сердито дёрнулся и плавно сместился вниз по течению.
Стрекоза взлетела и, дав несколько кругов над водой, лениво полетела на другой берег. Алёша одной рукой держал конец удилища, удобно лежащего в рогульках, неотрывно смотрел на поплавок. Всё его внимание сконцентрировалось на бело-красном кусочке пластмассы, покачивающемся на воде. Несколько раз дёрнувшись, поплавок приподнялся. Лег на воду и медленно поплыл вниз по течению. Вот он, момент удачи!
Вскочив на ноги, Алёша сделал резкую подсечку и потянул удилище на себя. На другом конце удочки он почувствовал толчок и резкое сопротивление. Леска натянулась звенящей струной, и большая рыба заметалась в глубине, пытаясь избавиться от крючка, предательски вонзившегося в губу. Сердце Алёши замирало от волнения, и одна только мысль пульсировала в его разгорячённом мозгу: «Уйдёт! Не вытянуть! Уйдёт!».
Сделав ещё один отчаянный рывок в глубину, рыба резко сдала и через мгновение показалась на поверхности воды. Сверкнув на солнце тусклой бронзой чешуи, карп, а это был именно он, судорожно глотнул ртом воздух и сразу обмякнув, завалился на бок и дал подтянуть себя к берегу. Мальчик стал осторожно отрывать карпа от воды. Тальниковое удилище согнулось дугой, готовое вот-вот хрустнуть от неосторожного, резкого движения. И вот он, желанный рыбацкий трофей. Дрожащими руками Алёша схватил упругую рыбину.
Карп сделал отчаянное усилие вернуть себе утраченную свободу: рванулся, вырвался из рук мальчика, упал на землю и забил хвостом, задвигал плавниками. Алёша упал на колени, крепко схватил рыбу, поднял и, чувствуя в руках приятную тяжесть добычи, отбежал подальше от воды. Бросил карпа на траву, и едва взглянув на него, огляделся по сторонам: не видел ли кто его единоборства, нет ли кого, кому можно было бы рассказать, захлёбываясь от счастья, о своей рыбацкой удаче. Но никого поблизости не было.
На другом берегу, в километре, паслось стадо коров. Налетавший иногда ветерок доносил запах парного молока, разогретого горячим солнцем. Пастуха видно не было. Лежал, наверное, где-нибудь в тени куста. Огорчившись, что не смог поделиться своей радостью со случайным человеком, Алёша вздохнул, принёс большой молочный бидон, с которым ходил на рыбалку, и с трудом засунул карпа в широкую его горловину.
Поставив бидон так, чтобы исключить всякие возможные неприятности, поднял удочку, распутал леску, насадил червяка на крючок, и забросив леску далеко на воду, уложил удилище в рогульки. Он снова и снова переживал свой момент удачи, несколько раз вставал, подходил к бидону и любовался рыбой. Постепенно он успокаивался и стал обращать внимание на поплавок.
Несколько поклёвок Алёша прозевал два раза менял червяка, но поймать ничего не мог. Он уже стал было настраиваться на то, чтобы перейти в другое место, встал уже, но в этот момент, поплавок его удочки знакомо приподнялся, лёг на воду и тихонечко поплыл. Мальчик судорожно схватил удилище и потянул на себя, внутренне уже осознавая, что приманку снова взял карп. Леска натянулась, карп пошёл наискосок к противоположному берегу и, ведомый леской, неожиданно появился на поверхности. Всё дальнейшее происходило как в тумане.
Оторванный от воды, карп у самого берега резко дёрнулся и сорвавшись с крючка упал в тину у самого берега. Алёша кошкой кинулся на него. Упал животом в грязь, стараясь придавить рыбину, хватал руками. Карп отчаянно сопротивлялся. Вьюном вывернулся из под мальчика, и, не даваясь в руки, перевалился ближе к воде. Алёша, вымазавшийся по уши в тине, не оставлял попытки завладеть добычей.
Он отчаянно грёб руками тину с водой, но карп, очередной раз, вырвавшись из его рук, плюхнулся в воду и исчез в мутной струе. Слёзы отчаяния выступили на глазах у Алёши. Размазывая по лицу грязь, сидел он на коленях в тине у берега. Удочка валялась на берегу. Следы борьбы в прибрежной тине свидетельствовали о разыгравшейся здесь трагедии, а сам вид мальчика яснее ясного говорил о его поражении.
Всхлипывая, поднялся он, и на непослушных ватных ногах побрёл на берег, сел на траву и долго горько и безутешно смотрел на воду, нервно вздрагивая временами и вздыхая. Немного успокоившись, кое-как отмылся, собрал удочку, взял бидон с сомлевшим карпом и пошёл домой. Единственное утешение, которым он успокаивал себя – это пойманный карп, предстоящие охи и ахи матери, её похвала, завистливые взгляды соседских мальчишек, гордость собой, добытчиком и кормильцем.
Солнце светило во всю, но уже не было жарко. Босые ноги легко ступали по приятно-тёплой дорожной пыли, густо устилавшей путь. Чёрной траурной вуалью висела эта пыль на придорожной траве и цветах. Глубоко вздохнув, Алёша прибавил шагу и, через поле, напрямую, уверенно зашагал в сторону деревни.
***
В сумраке ночи брожу одиноко.
Пусто вокруг, тишина и покой.
Замер весь мир, затаился до срока,
Звёзды горят высоко надо мной.
Что я ищу, озирая тоскливо
Призрачный мир под неверной луной?
Скатится с неба звезда торопливо,
Чей путь закончился, твой или мой?
В воздухе тёплом разлита тревога,
Мыслей обрывки, мечтаний и грёз.
Чёрной змеёй уползает дорога,
Светятся белые платья берёз.
Звёздных мелодий чудесные звуки
Слышу я в шорохе каждом ночном.
Помню глаза твои, нежные руки,
Мы и в разлуке всё время вдвоём.
Об авторе
Меня зовут Алексей Блохин. Мне 59 лет. По образованию журналист. Я родился и вырос в сельской местности, в предгорье. Последние 10 лет живу в Барнауле. Стихи пишу с детства. Хочу представить на суд всем читателям «АиФ» свои произведения. Буду рад, если они вам понравятся.
Читать другие произведения Алексея Блохина