Кружила водоворотами на глубине, засасывая в воронку то листик, то веточку, с жадностью сглатывала и выбрасывала на поверхность воды уже далеко ниже по течению.
Билась на повороте в подмытый земляной берег пенной волной, убыстряла свой бег ближе к перекату и с весёлым журчаньем и плесканьем, перепрыгивая через отмели и камни, стремительно катилась куда-то далеко-далеко. Серая пена большими лохмотьями плыла по всей реке.
Потрепанная на перекатах, сбивалась в большие рыхлые шапки, накапливалась в тихих затонах, медленно кружилась и, отрываясь, большой серой массой медленно, затем всё убыстряя свой бег и оставляя за собой грязно-пенный след, устремлялась до следующего переката.
Стайки рыб, преодолевая течение, охотились в струях воды, трогая своими губами проплывающий по реке мелкий мусор, схватывали плененных водой мотыльков, стрекоз, мух и мошек, уходили в глубину и стремительно выплывали вновь в надежде на удачу. То тут, то там по воде расходились круги. Иногда, напуганная чем то, или в погоне за добычей, выбрасывалась из воды стремительная серебристая торпедка и, сверкнув на солнце мокрой чешуёй, падала в родную стихию, распугивая своих собратьев.
На минуту всё затихало, а за тем, чуть дальше на воде появлялись круги – стайка продолжала свою охоту. Ленивый ветерок чуть шевелил поникшей листвой, затихал совсем, пропадая надолго. Неожиданно шумел в зарослях тальника, срывал сухие листья и гнал их по воде легкими галерами, распугивая неутомимых водомерок, бросал в лицо речной прохладой, настоянной на горечи тальника, запаха рыбы, разогретого песка и ещё неизвестно какими и где взятыми запахами, стремительно уносился прочь.
Солнце старалось во всю и даже под сенью листьев тальника, шатром сомкнувшим свои вершины над головой Алёши, было жарко и душно. Разморенный теплом, в полудрёме, он лениво смотрел на поплавок удочки, неподвижно лежащий на мутно-свинцовой воде, на ярко-голубую стрекозу, казалось, тоже уснувшую, неподвижно сидящую на гладкой, матовой поверхности поплавка.
Обрывки каких-то толи снов, толи видений наплывали волна за волной, мысли лениво копошились, сплетались одна с другой в цепкий клубок несуразицы, уносили далеко-далеко. Рядом, на повороте, глухо шлёпнуло по воде. Берег обвалился, а может большая рыба, играя, выбросила из воды своё упругое, сильное тело и, перевернувшись в воздухе, с шумом плюхнулась назад.
Подняв голову, Алёша прислушался. Было тихо. Только всё также торопливо спешила куда-то речка. Усевшись поудобнее, Алёша снова погрузился в мечтания. Глядя на хлопья пены, непрерывным потоком плывущей по фарватеру речки, он вспомнил, как будучи ещё совсем маленьким, вот также глядя на воду, он почему-то решил, что где то вверх по течению стоят на мосту большие дяди и плюют в воду. Потому на ней так много пены.
Это воспоминание рассмешило его, Алёша тихонько захихикал, стал вспоминать другие забавные истории, происшедшие с ним в его жизни. Сонное состояние его прошло. Солнце светило уже не так ярко, лёгкий ветерок ласково шевелил волосы на давно не стриженной Алешкиной голове. О чем-то шептались листья тальника. Стали слышны голоса птиц, и сами они начали перелетать небольшими стайками с одного берега на другой.
Что-то неуловимо изменилось в мире. Ещё минуту назад вялый, полусонный он наполнился звуками, движениями, ожил. Краешком глаза Алёша увидел как дрогнул поплавок его удочки – раз, другой. Будто там. В глубине, кто-то осторожно прикоснулся к сомлевшему на крючке червяку, легонько потряс его. Стрекоза встрепенулась, нехотя взлетела и, повисев несколько мгновений в воздухе, снова присела на облюбованное место.
Алёша с досадой подумал, что она мешает ему наблюдать за поклёвкой, что из-за неё он может упустить тот момент, когда нужно вовремя подсечь хитрую, осторожную рыбу. Поплавок лежал неподвижно. Но азарт рыбалки уже завладел сердцем Алёши, захлестнул его волной сладко-тревожного ожидания. Скоро поплавок сердито дёрнулся и плавно сместился вниз по течению.
Стрекоза взлетела и, дав несколько кругов над водой, лениво полетела на другой берег. Алёша одной рукой держал конец удилища, удобно лежащего в рогульках, неотрывно смотрел на поплавок. Всё его внимание сконцентрировалось на бело-красном кусочке пластмассы, покачивающемся на воде. Несколько раз дёрнувшись, поплавок приподнялся. Лег на воду и медленно поплыл вниз по течению. Вот он, момент удачи!
Вскочив на ноги, Алёша сделал резкую подсечку и потянул удилище на себя. На другом конце удочки он почувствовал толчок и резкое сопротивление. Леска натянулась звенящей струной, и большая рыба заметалась в глубине, пытаясь избавиться от крючка, предательски вонзившегося в губу. Сердце Алёши замирало от волнения, и одна только мысль пульсировала в его разгорячённом мозгу: «Уйдёт! Не вытянуть! Уйдёт!».
Сделав ещё один отчаянный рывок в глубину, рыба резко сдала и через мгновение показалась на поверхности воды. Сверкнув на солнце тусклой бронзой чешуи, карп, а это был именно он, судорожно глотнул ртом воздух и сразу обмякнув, завалился на бок и дал подтянуть себя к берегу. Мальчик стал осторожно отрывать карпа от воды. Тальниковое удилище согнулось дугой, готовое вот-вот хрустнуть от неосторожного, резкого движения. И вот он, желанный рыбацкий трофей. Дрожащими руками Алёша схватил упругую рыбину.
Карп сделал отчаянное усилие вернуть себе утраченную свободу: рванулся, вырвался из рук мальчика, упал на землю и забил хвостом, задвигал плавниками. Алёша упал на колени, крепко схватил рыбу, поднял и, чувствуя в руках приятную тяжесть добычи, отбежал подальше от воды. Бросил карпа на траву, и едва взглянув на него, огляделся по сторонам: не видел ли кто его единоборства, нет ли кого, кому можно было бы рассказать, захлёбываясь от счастья, о своей рыбацкой удаче. Но никого поблизости не было.
На другом берегу, в километре, паслось стадо коров. Налетавший иногда ветерок доносил запах парного молока, разогретого горячим солнцем. Пастуха видно не было. Лежал, наверное, где-нибудь в тени куста. Огорчившись, что не смог поделиться своей радостью со случайным человеком, Алёша вздохнул, принёс большой молочный бидон, с которым ходил на рыбалку, и с трудом засунул карпа в широкую его горловину.
Поставив бидон так, чтобы исключить всякие возможные неприятности, поднял удочку, распутал леску, насадил червяка на крючок, и забросив леску далеко на воду, уложил удилище в рогульки. Он снова и снова переживал свой момент удачи, несколько раз вставал, подходил к бидону и любовался рыбой. Постепенно он успокаивался и стал обращать внимание на поплавок.
Несколько поклёвок Алёша прозевал два раза менял червяка, но поймать ничего не мог. Он уже стал было настраиваться на то, чтобы перейти в другое место, встал уже, но в этот момент, поплавок его удочки знакомо приподнялся, лёг на воду и тихонечко поплыл. Мальчик судорожно схватил удилище и потянул на себя, внутренне уже осознавая, что приманку снова взял карп. Леска натянулась, карп пошёл наискосок к противоположному берегу и, ведомый леской, неожиданно появился на поверхности. Всё дальнейшее происходило как в тумане.
Оторванный от воды, карп у самого берега резко дёрнулся и сорвавшись с крючка упал в тину у самого берега. Алёша кошкой кинулся на него. Упал животом в грязь, стараясь придавить рыбину, хватал руками. Карп отчаянно сопротивлялся. Вьюном вывернулся из под мальчика, и, не даваясь в руки, перевалился ближе к воде. Алёша, вымазавшийся по уши в тине, не оставлял попытки завладеть добычей.
Он отчаянно грёб руками тину с водой, но карп, очередной раз, вырвавшись из его рук, плюхнулся в воду и исчез в мутной струе. Слёзы отчаяния выступили на глазах у Алёши. Размазывая по лицу грязь, сидел он на коленях в тине у берега. Удочка валялась на берегу. Следы борьбы в прибрежной тине свидетельствовали о разыгравшейся здесь трагедии, а сам вид мальчика яснее ясного говорил о его поражении.
Всхлипывая, поднялся он, и на непослушных ватных ногах побрёл на берег, сел на траву и долго горько и безутешно смотрел на воду, нервно вздрагивая временами и вздыхая. Немного успокоившись, кое-как отмылся, собрал удочку, взял бидон с сомлевшим карпом и пошёл домой. Единственное утешение, которым он успокаивал себя – это пойманный карп, предстоящие охи и ахи матери, её похвала, завистливые взгляды соседских мальчишек, гордость собой, добытчиком и кормильцем.
Солнце светило во всю, но уже не было жарко. Босые ноги легко ступали по приятно-тёплой дорожной пыли, густо устилавшей путь. Чёрной траурной вуалью висела эта пыль на придорожной траве и цветах. Глубоко вздохнув, Алёша прибавил шагу и, через поле, напрямую, уверенно зашагал в сторону деревни.
***
В сумраке ночи брожу одиноко.
Пусто вокруг, тишина и покой.
Замер весь мир, затаился до срока,
Звёзды горят высоко надо мной.
Что я ищу, озирая тоскливо
Призрачный мир под неверной луной?
Скатится с неба звезда торопливо,
Чей путь закончился, твой или мой?
В воздухе тёплом разлита тревога,
Мыслей обрывки, мечтаний и грёз.
Чёрной змеёй уползает дорога,
Светятся белые платья берёз.
Звёздных мелодий чудесные звуки
Слышу я в шорохе каждом ночном.
Помню глаза твои, нежные руки,
Мы и в разлуке всё время вдвоём.
Об авторе
Меня зовут Алексей Блохин. Мне 59 лет. По образованию журналист. Я родился и вырос в сельской местности, в предгорье. Последние 10 лет живу в Барнауле. Стихи пишу с детства. Хочу представить на суд всем читателям «АиФ» свои произведения. Буду рад, если они вам понравятся.
Читать другие произведения Алексея Блохина
МЧС спасло рыбаков, провалившихся под лед 
Алтайский эколог получил одну из самых престижных наград России