А среди хирургов особое место занимают хирурги детские – это и более высокий уровень профессионализма, и двойная ответственность – перед ребенком и его родителями.
Детская хирургия Алтайского края связана со многими славными именами, но одно из главных – имя Владимира КОЖЕВНИКОВА, заслуженного врача России, доктора медицинских наук, профессора, заведующего кафедрой детской хирургии, анестезиологии, реаниматологии и интенсивной терапии АГМУ. Его можно назвать одним из основоположников детской хирургии в крае. С ним мы и решили поговорить.
Учиться было интересно
«АИФ»: – Владимир Афанасьевич, как становятся детским хирургом?
В.К.: – Мой отец был ветеринарным врачом, и, наверное, я тоже мог стать ветеринаром. Но отец убедил меня, что медицина не хуже. Поэтому после окончания школы я поступил в алтайский медицинский институт. Учеба была сложная, но интересная – не брезговал ничем, ходил на дежурства, подрабатывал санитаром, занимался в кружке по хирургии. Там же, в кружке, выполнил свою первую операцию на грыже. А после окончания института в 1964 году распределился вместе с женой в районную больницу поселка Алтайского. Три месяца безвылазно находился в больнице и под руководством замечательного военного хирурга Антонины Яркиной осваивал экстренную хирургию.
Через год появилась уверенность. На третий год прошел в Новокузнецке специализацию по брюшной хирургии, расширил диапазон оперативных вмешательств. Хотел освоить резекцию желудка, но понимал, что нужно оснащение и хорошие помощники. А в районе часто приходилось оперировать вдвоем с сестрой. Районная хирургия – это серьезная школа, потому что там встречается различная патология, и хирургу приходится заниматься всем – от травм и гнойных заболеваний до внематочной беременности и кесарева сечения. Накопился опыт – в год приходилось выполнять примерно 360 оперативных вмешательств, из которых 260 – полостных. Частые дежурства, выезды в участковые больницы и даже в соседние районы. Приедешь со сложного случая из Советского района, а тут уже два пациента. Иногда приходилось работать сутками.
«АИФ»: – А что толкнуло хирурга-практика в науку?
В.К.: – В районе не хватало медицинских сестер, и мне предложили организовать курсы. Начал читать лекции, проводил практические занятия – получил первый преподавательский опыт. Однажды проверяющие из края предложили мне подумать об аспирантуре. И тут же поступило предложение стать директором медицинского училища в Горно-Алтайске, главврачом в Романовском районе или хирургом в Камне-на-Оби. Выбор был сложный, но мне хотелось в аспирантуру, и я засел за учебники. В аспирантуру на хирургию мест не было, но было два места на детскую хирургию – она тогда только зарождалась. Выдержал экзамены и отправился на учебу в Москву.
Тематику себе взял по анестезиологии – обезболиванию в послеоперационном периоде у детей. Направление было новое, потому что до этого считалось, что дети являются противопоказанием для эпидуральной анестезии. По сути, мне первому в СССР пришлось заниматься этой проблемой. В 1970 году защитил кандидатскую диссертацию.
После защиты долго колебался между хирургией и анестезиологией, но в итоге тяга к хирургии победила. Вернулся в Алтайский край и начал читать первые лекции по детской хирургии – поначалу для обучения не было ничего – сами рисовали для студентов таблицы, делали слайды, изготавливали макропрепараты. Параллельно осваивали новые методики и обследования – бронхоскопию, торакальную хирургию.
Скажем, сложной проблемой в крае были гнойные инфекции – из 100 человек со стафилококковой деструкцией легких умирало 39 человек. Постепенно внедряя новые технологии, стали уменьшать летальность, и сегодня ее почти нет. Были тяжелые остеомиелиты, а сегодня они стали редкостью – потому что мы научили студентов выявлять их на ранних стадиях и правильно лечить.
Другая моя наработка – в хирургии новорожденных. И прежде всего в атрезии пищевода, когда пищевод имеет слепой конец и не связан с желудком. Ежегодно по краю фиксируется около 12 таких новорожденных, в Сибири – больше ста. Раньше это было проблемой – до 1987 года все такие дети умирали. А теперь, разработав новые технологии, мы умеем это лечить и можем быть сибирским центром по этой проблеме. Фактически уже являемся таким центром, потому что к нам поступают дети из разных регионов.
Большие перспективы криохирургии
«АИФ»: – Были сложности в реализации научных идей?
В.К.: – Перспективная тема, которую мы заявили еще в 1978 году, – использование низких температур в лечении рака. Суть проста – опухолевые клетки убивают холодом – опухоль точечно замораживается и распадается, а здоровые клетки не задеваются. Это просто и хорошо для больного, но требует серьезных вложений. Пока у нас это все в опытных образцах. Мы первыми создали такую аппаратуру, но сейчас стали отставать от американцев, китайцев и немцев. Это показал прошедший в октябре прошлого года в Санкт-Петербурге 15-й всемирный конгресс криохирургии.
Доказать пользу гипотермии было трудно – велика была сила инерции, опасения по закрытию других проектов. Всегда в цепочке принятия решения находился человек, который говорил: нам это не нужно. Прошло больше 20 лет, и только сейчас к этому подходит мировая практика медицины.
Криохирургию можно использовать очень широко – не только в онкологии, дерматологии, ревматологии, но и для лечения аппендицита, цирроза и много другого. Мой сын, Евгений Владимирович, доктор медицинских наук, к примеру, установил, что низкие температуры можно использовать в лечении артрозов, восстанавливать суставные хрящи. Разработки Алтайского края в криологии признаны в мире, но для развития методов надо сделать еще очень много. Вот пример использования новых технологий в соседнем регионе – Кемеровской области – в 2009 году мне пришлось по приглашению администрации Центра здоровья шахтеров в Ленинск-Кузнецке выезжать и оперировать по разработанной и запатентованной нами технологии двух детей шести лет с кровотечением из вен пищевода, которые бывают при внепеченочной портальной гипертензии. Одним из элементов операций, которые прошли успешно, была криогепатооментопексия.
«АИФ»:– Как часто приходится оперировать сегодня?
В.К.: – Пока я берусь за самые сложные операции – провожу их около 80-100 в год. Но вскоре буду отходить от этого. У меня воспитана достойная смена – семь докторов и 20 кандидатов наук.
«АИФ»:– Что так и осталось мечтой?
В.К.: – Если бы была еще одна жизнь – обязательно освоил бы операции на сердце. Это то, что мне всегда было интересно.
Почему врачи из регионов обращаются за помощью к коллегам из Москвы? 
Вместе победим рак? Почему больные собирают деньги на лечение за границей?