Проработать почти полвека в медицине – уже своего рода подвиг. А если учесть, что большую часть этого срока отдано работе в туберкулёзной больнице, в которой лечатся весьма специфические пациенты – преступники, подозреваемые, обвиняемые, то ценность подвига медика возрастает кратно. О выборе профессии, специфике работы, верности своему выбору мы говорим с медсестрой филиала туберкулёзной больницы МСЧ-22 ФСИН России Татьяной Печенкиной.
Испытание прошла
Елена Чехова, «АиФ –Алтай»: Татьяна Фоминична, как вы попали в такое необычное медицинское учреждение?
Татьяна Печенкина: После окончания медицинского училища я начала работать фельдшером-лаборантом в Бийском онкологическом диспансере. Отработала там четыре с половиной года. Буквально через год работы в онкодиспансере открывала там клиническую лабораторию. Девчонка, вчерашняя студенточка! И такая ответственность колоссальная. Читала справочную литературу, постигала все передовые на тот момент методики. Определённую помощь мне оказала врач-биохимик Зинаида Константиновна Соболева.
За открытие клинической лаборатории мне присвоили тогда звание «Ударник коммунистического труда». В те годы это было очень почётно (кстати, и сейчас это поощрение советского периода является основанием для получения звания «Ветеран труда». – Прим. ред.).
В краевую туберкулёзную больницу уголовно-исполнительной системы я пришла 10 сентября 1980 года. Дали мне двухнедельный испытательный срок. Видимо, с испытанием справилась, пришлась ко двору. Да и самой всё понравилось, решила остаться. Да так вот сложилось, что осталась навсегда.
Вообще-то у меня два средних медицинских образования – фельдшер-лаборант и медицинская сестра. Как профессионал прошла очень хорошую школу. Начинала медсестрой в хирургическом отделении. Через год – специализация по анестезиологии. Довелось работать в разных отделениях – и в терапии, и в психиатрии, и в реанимации. Даже в бригаде скорой помощи работала. В бригаду входили хирург, анестезиолог, операционная сестра, и я – сестра-анестезистка. В экстренных случаях – ночью ли, в праздник ли – нас собирали для проведения неотложных операций.
Я не понимала (и сейчас не понимаю), как можно отказаться от работы. Бывало, после моей суточной смены заведующие отделениями подходили: «Сможешь ещё отдежурить? Ну, некому больше». Или больной срочный, на наркоз надо встать. Да, пожалуйста, отдежурю и на операцию пойду! Приду домой, помоюсь, переночую – и снова на работу.
Более тридцати лет только в анестезиологии отработала. Большой стаж был и у нашей хирургической сестры Зинаиды Константиновны Пилипенко. Мы с ней часто работали «на два стола», когда делались две резекции одновременно.
На своём месте
– Такой напряжённый ритм не отпугивал?
– Нет, никогда. Знаете, почему я счастливый человек? Потому что влюблена в работу. Даже не представляю себя в какой-то другой сфере. Наверное, к другому и не приспособлена. А вот как медсестра я, говорю без ложной скромности, отличный специалист. В коллективе меня уважают. За добросовестный труд мне дали квартиру. Я довольна и благодарна за то, что меня ценят.
– А стать врачом не хотелось?
– Поступала в мединститут в молодости. Не добрала один балл. А потом работа затянула. Ощущения стыда от того, что я – в подчинении, у меня никогда не было, и до сих пор его нет. Я – на своём месте! Ведь гораздо важнее стать незаменимой, чем возвыситься.
– Представляю, как удивительно это читать современным молодым «специалистам», которые всё чаще ищут в профессии не радость, а удобства, выгоду для себя…
– Я порой неприятно поражаюсь молодым. Опаздывают, прогуливают… Если бы в прежние годы я ежедневно опаздывала или вообще не пришла на работу, меня бы просто выгнали. Работала, как говорится, от звонка и до звонка. И – никаких замечаний! Капельницы ставила, лекарства выдавала, перевязки делала, плевры промывала, кровь переливала. В работе нет ничего зазорного. Нужно принести медпрепараты из аптеки – принесу. Нужно помыть полы в кабинете – помою.
Часто молодые медсестрички жалуются: мало платят. Всё рвутся за большими деньгами. Да, говорю, девчонки, куда бежите-то? Где для медсестры растёт «золотое яблоко»? На новом месте надо усилия прикладывать, чтобы уважение завоевать. Всюду надо полностью себя делу отдавать, чтобы получить какой-то «урожай» материальных благ.
Увы, отучились ценить труд. Толи лень какая-то у них. Причём, чем меньше обязанностей, тем больше претензий, тем ленивее становятся.
Благодарят единицы
– Работать с такими пациентами, как ваши, не страшновато?
– Всегда вела себя корректно, вежливо, но одновременно строго по отношению к осуждённым. Обращаюсь к ним на «Вы» и по фамилии. Когда общаешься с человеком тактично, то и у него к тебе отношение становится мягче, лучше. Да, когда была молоденькой, комплименты говорили. Но – в рамках приличия, ничего обидного. Сейчас с праздниками поздравляют.
– Подарки дарят?
– Сколько работаю, у осуждённого ничего не беру. Это запрещено. У меня есть шкатулка красивая, сделанная их руками. Но её мне официально подарило руководство УФСИН на День медика.
– Довелось недавно читать мнение одной правозащитницы, дескать, сегодня тюремные медики забыли о клятве Гиппократа...
– Это неправда! Мы делаем всё, что положено. Прооперированный больной получает абсолютно всё необходимое – от антибиотиков до капельниц. Положено, если ему капать кровь, – по «зелёной улице» привозим для него кровь. Если положены дополнительные обследования, пациента под конвоем вывозят в медицинские центры и клиники Барнаула. Везут к любому специалисту. В моё дежурство как-то был случай. Тяжёлый больной. Диагноз не ясен. Врач-реаниматолог сказал, что надо везти пациента в Железнодорожную больницу. Его по темноте, в буран двумя «скорыми» – одна городская, вторая наша – отвезли туда. Там его обследовали в течение четырёх часов, к нему сбежались все ведущие врачи больницы, были использованы мощнейшие современные аппараты. Больного спасли. Я его благополучно привезла назад. А через два дня он вообще освободился!
Осуждённых, как приравненных к малоимущим, вправе обследовать, что называется, по полной программе. Сейчас идут именно углублённые обследования на современных аппаратах. Если у нас в больнице нет какого-то аппарата, мы вывозим больного туда, где этот аппарат есть.
– Бывают «постоянные» пациенты?
– Бывает, что выходят на свободу, а потом вновь возвращаются. И не по одному разу. Но на свободе они не лечатся. Им некогда за здоровьем там следить. Впрочем, и здесь не все из них соглашаются сразу лечиться. Лежат, разлагаются, а от лечения отказываются. Спрашиваю: «Почему?» «Жду инвалидности, чтобы пенсию получать», – отвечает. Дают ему инвалидность – начинает таблетки горстями глотать. Только в таком запущенном состоянии долго ли он будет «выстраданную» пенсию получать? Когда дыхательная функция нарушена, и сердечно-сосудистая система, и белковый обмен…
– Бывшие пациенты, оказавшись на свободе, если встречают вас, благодарят?
– Было несколько раз. Но это только с теми, кто после освобождения действительно, как они говорят, переосмыслил жизнь. Здороваются. Недавно вот один встретился: «Татьяна Фоминична, вы ли? Спасибо вам!» Но многие забывают…
Мы понимаем, что наши больные – это преступники. Но мы же клятву давали вылечить любыми средствами и силами, поднять человека на ноги. Я прихожу не к осуждённому, а к больному человеку. Хотя в подсознании всегда держу мысль, что он – осуждённый.
В колониях Алтайского края возобновят длительные свидания 
Альтернатива зоне. На Алтае будет больше исправительных центров 
Сто пятьдесят – это срок. Как купчиха Морозова любимому тюрьму «построила»