Заслуженный врач России: «Медиков загнали в прокрустово ложе стандартов»

Хирург высшей категории, кандидат наук, Заслуженный врач России Александр Коломиец в ноябре отметил 80-летний юбилей. Его стаж в медицине - более 50 лет.  Он рассказал корреспонденту АиФ-Алтай о времени, о себе и медицине.

Раны отца-фронтовика 

Арина Колокольцева, АиФ-Алтай: Александр Яковлевич, вы мечтали быть врачом с детства?

Александр Коломиец: Не было такого, чтобы я говорил: «Буду доктором». Но когда в 1945-м году мать привезла на лошади выписанного из госпиталя отца – у него одной ягодицы практически не было, и два разреза на груди были незажившими, она просила меня помогать перевязывать раны. У нас в семье есть фото, на котором мама и рядом мы с братьями в валенках. Это фото отец на фронте носил в офицерском планшете все пять лет. Я был третьим в семье. Бабушка, которая родила девятерых, принимала роды у моей мамы. В те времена  многие рожали на месте, были, конечно, и осложнения. Но сейчас – другая крайность. 

- Какая? 

-  Создали крупные центры, но убрали медицину, приближённую к человеку, закрыли много ФАПов. А ведь акушерка в маленьких сёлах знала всех, могла тут же оказать помощь или позаботиться о транспортировке. Отлично, что у нас  есть дорогостоящая аппаратура по вынашиванию недоношенных детей. Но ведь эти дети рождаются в непредвиденной ситуации, и маме в этот момент нужно скорее в участковую попасть больницу, а там всё закрыто… 

Фурор на экзамене

 - Вы поступали в институт в романтичные шестидесятые?

- Да, это был 1957 год. Продолжалось освоение целины. В школе в седьмом классе я писал «патриотическое» сочинение, что хочу быть агрономом. Учитель Виталий Андреевич считал, что я буду его помощником в создании нового совхоза, где будут растить хлеб. Но на самом деле я не хотел быть агрономом, учитель потом даже на меня обиделся.

- Как вам помнятся студенческие годы? 

- Барнаул тогда был не застроен ещё. Были мощёные улицы, много пустырей и одноэтажных домов. Политехнического института не было. Медицинскому институту было четыре года, под него приспособили здание, которое  строили под КГБ, там на первом этаже даже был секретный отдел для связи с Москвой. Рядом с институтом была Дунькина роща, где проходили занятия по физкультуре. Я готовился к тому, чтобы быть сельским хирургом. Задача была уметь всё делать самому на высоком уровне. Поэтому я рано стал стажироваться  в госпитале ветеранов войны на Сизова, где была кафедра неврологии и общей хирургии.  Я туда практически каждый день ходил. 

На третьем курсе стал работать медбратом у легендарного врача Израиля Исаевича Неймарка в железнодорожной больнице. Последний экзамен по хирургии я сдавал 16 июня 1963 года. Мне достался больной  с патологическим переломом правого бедра. Профессиональное чутьё у меня появилось ещё в студенчестве. Профессор строгий, услышав диагноз, переспросил: «Как думаете, почему?» «Этот мужчина довольно долго работал на ртутных рудниках, – ответил я. – В литературе есть описания, что люди, работающие на таких рудниках, очень часто страдают патологическими переломами длинных трубчатых костей». После этого заведующий отделением позвал лечащего врача, ткнул в меня пальцем: «Учитесь! Почему это у вас не написано в истории болезни?» В тот же день я стал работать в должности врача-хирурга в больнице у Неймарка. 

Прокрустово ложе стандартов

- Вы не меняли место работы? 

- Нет, всю жизнь трудовая книжка была на одном месте. Ещё я преподавал на кафедре при больнице. В работу окунулся с головой. В своё время у нас там было открыто кардиологическое отделение, оперировали и врождённые, и приобретённые пороки сердца, ездил в Ленинград обучаться по этой теме. Но в принципе эти познания в работе не пригодились, потому что когда открыли кардиоцентр на Малахова, наше отделение закрыли. 

Однажды, правда, когда я был членом экзаменационной комиссии на педиатрическом факультете, эти знания продемонстрировал. Студентка поставила мальчику диагноз «бронхиальная астма». Спрашиваю, на каком основании, стал задавать дополнительные вопросы. Оказалось, мальчик задыхается после физической нагрузки. Послушали его, и я тут же поставил ему диагноз «приобретённый порок сердца» – у ребёнка был стеноз митрального клапана. Потом, когда меня спросили, какую оценку ставить, сказал: «Студентке – тройку, а заведующему отделения и врачу – двойки, они же дипломированные специалисты!»  Тогда председатель комиссии съязвил: «У нас Александр Яковлевич мастер спорта по стрельбе из пистолета, сегодня он метко выстрелил». На следующий год меня в комиссию уже не включили.

- А вы действительно мастер спорта по стрельбе?

- Официально нет, но я ещё в армии стрельбой в десяточку изумлял офицеров; на межвузовских соревнованиях выбивал больше, чем мастер спорта - 290 очков из 300. 

Однажды один пациент при выписке в знак благодарности даже решил мне пистолет болгарский подарить. Я поблагодарил, но отказался. Отшутился, что не хочу никого убивать, мол, не промахнусь точно.

- Вы не подсчитывали, сколько операций сделали за время работы ? 

- Три тысячи больших полостных, 2500 бронхоскопий. Я один из первых в крае стал делать бронхоскопию, лапароскопию, фиброгастероскопию. Отечественный фиброгастроскоп ленинградского завода тогда был страшноватый – короткий, с лампой на конце. Японский приобрели уже перед перестройкой. Помогал его покупать во Владивостоке начальник треста столовых и ресторанов Барнаула, договорились с лётчиком, чтобы инструмент прилетел в его кабине. 

- Чем вам ещё запомнилась перестройка, девяностые?

- Тем, что людей ограбили, оставили без денег, без работы.

- А что сегодня происходит с медициной, на ваш взгляд? 

- Как в «Интернационале» –  всё решили разрушить до основания, чтобы потом снова строить… Парадоксальная оптимизация! Исчезают в сёлах больницы, врачи сидят на убогой зарплате. Всё это какое-то предательство. Медиков отучают от мышления, вводя стандарты. Врачевание – это, с одной стороны, скромная работа. Надо собрать всю информацию, правильную, правдивую. Ну, а дальше – безошибочно поставить верный диагноз и принять правильное решение в лечении. Способов лечения существует много, и врач должен выбрать лучший, наиболее подходящий для этого пациента. И это творчество врачевания, а у нас врачей превращают в фельдшеров. Загнали их в прокрустово ложе стандартов. Дошло до того, чтобы обезболивающее поставить, нужны согласования. Здесь должна быть золотая середина, но у нас опять перекосы.