Кому-то хочется изменить мир словом правды, кому-то – покрасоваться на экране телевизора в модном наряде, заслужить славу и известность. В итоге отсеиваются и те, и другие. Очень многие, приходящие в журналистику, не выдерживают разрыва юношеских представлений о ней с действительностью.
Остаются только самые упорные и любознательные, у которых интерес к миру выше интереса к себе. Со временем они становятся циничнее, но любознательность не пропадает. На самом деле журналистика – дело простое. Даже не искусство – ремесло. Можно и мартышку научить информации писать, а одаренную мартышку – и статьи. Пришел – увидел – написал, или позвонил – осмыслил – рассказал.
Все просто. Но не простота привлекает в нее людей. Не слава, не зарплата, не идеалы, а чистота взгляда – хрустальная прозрачность горизонтов, которые с каждым шагом становятся все шире – вот главный наркотик журналиста. Журналист как бы стоит на вершине большой горы и обозревает все окрестности.
Сделать он особо ничего не может – пресса является четвертой властью только в демократических странах – но зато видеть явления такими, какими они являются на самом деле, уметь подниматься в собственных обобщениях выше факта, выше общепринятой лжи – это дорогого стоит. Обычный человек живет в мире себе равных. Пожарный общается с пожарными, лесник с лесниками, олигарх с олигархами, а бомж с бомжами.
Да и мыслит обычный человек себя в рамках не столько мировых процессов, сколько окружающей его действительности, реальности, данной в ощущениях. У журналиста все несколько иначе. Сегодня он общается с пожарным и проникается его заботами и проблемами – это средний уровень жизни общества, завтра беседует с акулой капитализма и рассматривает мир с точки зрения олигарха, а послезавтра опускается на дно и общается с бездомным, которому и пожарный, с его заботами, мог бы показаться большим везунчиком.
Все живут по горизонтали, а журналист снует туда-сюда по вертикали – по разным социальным этажам. Сегодня он общается с большим милицейским начальником, который прекрасно ловит преступников. И это правда. А завтра с пострадавшими от рук этого начальника, который устраивал маленький бизнес для своей семьи и попросил кое-кого для этого подвинуться. Это другая правда. Журналист, если он профессионал, может недоговаривать своим читателям, зрителям, слушателям - таковы правила игры - но он не может вводить в заблуждение самого себя.
Видеть ясно, понимать, что из чего проистекает и к чему приводит – вот удел журналиста. Совсем другая история – человек с портфелем. Чиновник. Недавно один знакомый покинул государственную структуру. Просто так – без обид и приглашения на другую, более оплачиваемую работу. Вышел из Системы. И Система этого не поняла. Начальник попытался остановить его, образумить, доказать, что из Системы так не уходят, что за Систему нужно держаться всеми силами, что ради этого можно потерпеть унижения, нервотрепку, прессинг, придурь руководства.
Каждый винтик в Системе ощущает себя частью целого. Пускай это только захудалое территориальное отделение какого-нибудь регионального управления – зато каждый внутри Системы выше того, кто вне ее. Такое складывается у них ощущение сопричастности к великому и большому делу. Тот же начальник моему знакомому втолковывал, что все, жизнь с уходом из госструктуры закончилась, что он теперь и работу не найдет и еще не раз пожалеет что вышел из Системы. Искренне втолковывал. Ибо верил в это.
Или другой пример – умная, образованная, культурная девушка, работающая в силовой структуре, мимоходом бросила фразу «вряд ли вы сможете нам помешать, даже если захотите». Мы – это журналисты. Нам – это Системе. Человек искренне считает свою силовую структуру (одну из многих) выше возможностей общества, проводниками идей которого и являются СМИ. Выше закона.
Закон – он ведь для кого – для молчаливого электората, граждан, но не для тех, кто надзирает за его соблюдением и тем более не для тех, кто его сочиняет и пишет. По их представлениям.
Хотелось бы привести тут древнюю аналогию деления любого общества, хоть рабовладельческого, хоть демократического. Люди делятся на четыре вида. Есть пастухи. Они устанавливают правила для всех остальных. Есть овцы – их стригут, их растят на мясо, им дают законы и заповеди – от «не убий» до «не укради». Не дело, правда же, чтобы овцы крали шерсть у других овец – пастуху накладно. Еще есть псы. Это те, кто надзирает за стадом и методом принуждения заставляет овец соблюдать данные пастухами законы.
А есть волки. Враги пастухов и псов – те, кто не признает установленные заповеди и пытается жить по своим правилам. Всякий чиновник, а тем более сотрудник силовой структуры считает себя псом – проводником заветов пастуха. Кто-то думает, что он и есть пастух – настоящие пастухи лишь тихо посмеиваются. В силу своего положения каждый пес считает себя выше овцы. Даже самый забитый и ободранный, которого унижают остальные члены собачьей стаи. Зато среди овец он повелитель. Хозяин. И законы пастуха не для него писаны. Он так думает.
Поэтому и появляются в среде псов мелкие и крупные коррупционеры, сходят с ума евсюковы, случаются ДТП со смертельными исходами в которых никто не виноват. Пастухи пока на это закрывают глаза – это плата за верность, за службу, за противостояние волкам и охрану овец. Мысль о том, что можно добровольно покинуть ряды псов и записаться овцой, винтику Системы чужда изначально.
А вот стать волком у большинства не хватает духу, отваги, решительности. Однако все псы, как и пастухи забывают простую истину: нет ничего постоянного кроме временного. Нет ни одной Системы, которая всегда сохраняла бы влияние пастухов на стадо. Историю делают не псы, служащие Системе, а овцы, ставшие волками.
Оп, и Римская империя канула в небытие, оп, и незыблемые европейские монархии повержены, оп, и случилось много такого, о чем пишут в исторических книжках. Лет сто назад помещик, жандарм, член российской царской фамилии мог не задумываться о стаде – овцы роптали, но Система казалась вполне жизнеспособной и крепкой. Что произошло дальше и где потом оказались пастухи и псы – все в курсе.
Потом выстроилась Система, где псов периодически отправляли валить лес вместе с овцами, но и она в итоге разрушилась. Нет незыблемых истин и вечной власти – все временно. Но нынешние служащие системы – чиновники и силовики – об этом не знают или не помнят. У них сужены горизонты. Они похожи на кротов, которые в своей кротовой норе думают, что весь мир состоит их ходов сообщения, пища – из жучков и корешков, а рассказы о солнце или летающих птичках – досужий вымысел, сказка и миф.
Они реалисты и не верят в то, чего нет. В этом они диаметрально противоположны журналистам, которые обозревают все с высоты птичьего полета. Конечно журналисты не волки, не псы, и не пастухи. Но журналисты это прозревшие овцы на холме. Они видят не только травку и свое стадо, но и речку за полем, и другое стадо, и приближающихся к стаду волков. Они блеют – иногда громко, иногда тихо, но псы их не слышат – мало ли что взбредет в голову рогатым животным.
А у обычной овцы внизу есть выбор – дослужится до пса и одеть намордник, сильно сужающий горизонты, или все-таки подняться на холм и взглянуть на все свежим и незамутненным взглядом.
Авторские колонки Константина Ермолина
Настоящий мужик 
«Выжить в лесу». Барнаулец стал участником телевизионного реалити-шоу 
Вниз по Лене. 3000 км в одиночку проплыл барнаулец Александр Шестериков