Сначала подумал, что это сын ветерана. Шел я к 84-летнему фронтовику, кадровому офицеру, учителю с 26-летним стажем, а на пороге стоял бодрый мужчина лет 60-ти, который, глядя на выбегающего из квартиры пса, сказал: «Пусть побегает, он все равно сам во дворе гуляет». Мужчина провел меня в квартиру, а я пытался угадать, в какой комнате ждет меня ветеран. Однако ветеран, Николай Петрович Сливчиков, стоял передо мной и улыбался. Присели и разговорились...
В первом бою было не по себе
– Николай Петрович, где вас застала война?
– В Тверской области, в деревне Алаево. Жил там до 18 июля 1942 года с отцом, матерью, двумя сестрами и братом. Родители работали в колхозе, до этого были единоличниками. Я даже помню, как переживала мать, когда при вступлении в колхоз пришлось отдать нашу лошадку в общее стадо, но ничего, потом все нормально стало. Питались нормально, когда меня в 42-м году забирали в армию, мать причитала: как же ты там без свежего молочка будешь? Однако ничего, быстро привык к солдатской каше. Мне было 16 с половиной лет, когда я попал на фронт.
– Почему так мало?
– Пошел в школу на год раньше, родители думали, что я чуть-чуть поучусь и брошу, так как еще маленький. А я втянулся. В итоге, когда в армию пошли мои одноклассники – пошел и я. Военкомат меня хотел завернуть, но мы всем колхозом упросили меня призвать. Два месяца мы находились в запасном полку, проходили обучение, а потом нас кинули под Ржев – стояли в обороне, так как считалось, что этот плацдарм немцы могут использовать для наступления на Москву. В первом бою было, конечно, не по себе – всюду стреляют, сам дрожишь.
Потом привык. Меня определили в стрелки-огнеметчики, потом перевели в полковую артиллерию, потом в химическую защиту, а затем в танкисты – был радистом и пулеметчиком – сначала на Т-34, а затем на тяжелом танке ИС-2. Войну закончил в Одессе – там с лета по октябрь 1944 года наша часть находилась на переформировании. Оттуда меня направили в военное училище – желание не спрашивали – подходишь по возрасту и здоровью – учись на командира танка. Перебросили в Чирчик под Ташкентом, где стояло эвакуированное Первое Харьковское танковое училище.
Сначала хотели учить нас шесть месяцев, потом продлили на три месяца, потом война закончилась в итоге отучился, как и положено три года.
На Алтай по вине Пауэрса
– А помните, как война закончилась?
– Не в подробностях, но помню, как все выбежали на улицу, когда об этом сообщили, как все радовались, как прошел митинг и каким вкусным обедом нас в тот день накормили.
– Куда вас направили после окончания училища?
– Училище закончил в 1947 году, и так у меня были хорошие показатели в учебе – предоставили выбор. По совету командира выбрал Прикарпатский военный округ – это Западная Украина. Начал службу командиром взвода в городе Ровно. Потом в Луцке командовал учебным взводом и ротой, параллельно был секретарем комсомольской, затем партийной организации.
В то время ротация кадров в армии предполагала переход командиров на должности политработников и наоборот – меня направили на годичные курсы политсостава, после них назначили заместителем командира комендантской роты 34 танкового корпуса в Шепетовке. Помню однажды ночью, когда были на уборке урожая в одесской Области, нам в дом постучали и передали приказ возвращаться в воинскую часть.
Там мы привели машины в боевую готовность и выдвинулись к границе – в Польше и Венгрии были волнения. Но границу не перешли – простояли в резерве. А когда в 1960 году над нами пролетел самолет-разведчик Пауэрса – нашу тяжелую танковую дивизию расформировали и раскидали по стране – один полк в Барнаул, второй в Поспелиху, третий в Ульяновск. Так в 1960 году я оказался на Алтае. Служил здесь до декабря 1973 года – ушел в отставку полковником по собственному желанию с 35-ю годами выслуги.
– А как вы стали преподаватели в школе?
– После увольнения из вооруженных сил сменил несколько работ, закончил юридический факультет Томского университета, но в итоге пошел преподавать начальную военную подготовку в среднюю школу №1. Случилось это так – сначала встретил сослуживца, который в крайоно курировал начальную военную подготовку, потом на футбольном матче, а я заядлый болельщик, разговорился с директором школы, который и предложил поработать у них. Сначала думал – временно, а получилось, что отдал школе 26 лет – с декабря 1974 года по 2001 год.
Подход к каждому ученику
– Реформы образования начала 90-х годов не обошли и предмет «начальная военная подготовка», не было сложно перестраиваться?
– Менялось название предмета, но суть оставалось прежней – подготовить молодежь к службе в армии. Из моих ребят многие стали кадровыми военными – один сегодня начальник погранотряда, другой дослужился до начальника командного пункта зенитно-ракетных войск. Были и те, кто стал ученым, кто читает сейчас лекции в Америке. Помню почти каждого ученика.
– А отношение к предмету менялось со временем?
– С развалом Советского Союза отношение к учебе стало меняться, но у меня проблем с дисциплиной не возникало и в 90-х годах. К каждому ученику я искал свой подход, называл их по имени. Как-то надо было на родительском собрании рассказать про проблемных учеников. Я не стал называть их, обрисовал ситуацию в общем. Но предупредил, что в следующий раз буду говорить про каждого конкретно.
На другой день ученики мне спасибо сказали, что я не сообщил родителям об их поведении. Но я и их предупредил, что в другой раз их покрывать не буду. Исправились. Многие было очень увлечены предметом. Помню случай – у нас было оружие, и мальчишки часто просили его, чтобы поразбирать на скорость.
Как-то они расчертили на доске таблицу, куда стали заносить время разборки-сборки автомата. Я вышел из кабинета, закрыл и забыл о них. Через два часа прибегает директор: родители детей потеряли, не знаешь где? Конечно, знаю. Открыл кабинет – а они еще соревнуются, такой азарт у них, что они и про время забыли.
– Когда вы служили в армии, дедовщины не было?
– Не было. Это началось позже. В мое время солдаты могли только подшутить над молодыми, послав в первый взвод за ведром модуляции, или двумя мотками компрессии или клиренса. А издевательств не было. И потом тогда офицеры больше внимания уделяли службе, не были равнодушны. У нас не было ни выходных, ни праздников – мы все время проводили в казарме с солдатами. Мне как политработнику тем более вменялось в обязанность знать настроение солдат, что их беспокоит, предупреждать назревающие проблемы. А сегодня, мне рассказывают, офицеры стали равнодушны. Вроде и год службы для всех призванных сделали, а все рано продолжается дедовщина.
– Не жалеете, что столько лет отдали армии?
– Всегда говорил своим ученикам и говорю сейчас: если бы была вторая жизнь – я снова пошел бы в армию. Армия это дисциплина, это ответственность за свои слова – если сказал – то сделал. У меня такого не было, чтобы не сделать.
Не пил и не курил
– Как вы оцениваете проходящую реформу образования?
– Если судить с точки зрения государства, экономики – то реформа была неизбежна. С дугой стороны ходить зимой далеко в другую школу детям трудно, хорошо сейчас хоть автобусы для перевозки выделяют. То же и с подушевым финансированием – учитель не виноват, что у него мало учеников, и не должен от этого страдать – он же честно передает свои знания всем детям, сколько бы их не было.
– Как на фронте, потом, мотаясь по гарнизонам, работая в школе, вам удалось сохранить здоровье и бодрость до 84 лет?
– Один раз шел в Барнауле по улице, поскользнулся, стал падать. Решил падать на руку – в итоге получил вывих. В нашей первой горбольнице мне медсестра вывих вправила и не поверила, что мне больше 80 лет. Как, спрашивает, такое возможно? Рассказал ей, что никогда не пил, не курил. На фронте курево отдавал старшим солдатам, фронтовые сто грамм – офицеру, он мне за это паштет от союзников. Когда сам офицером стал – тоже не пил – пригублю, а не пью. Не люблю я водку. Как выпью немного – там потом три дня на чае сижу, проклинаю спиртное.
Плюс спортом всегда занимался, зарядкой. Не скажу, что большой спортсмен, но и сегодня могу до носочков руками достать и ласточку сделать. Конечно, возраст сказывается, лекарства от давления пью, коленные суставы побаливают, но стараюсь держаться... Рассказал это все медсестре, сходил, отнес медицинскую карточку, возвращаюсь, а она уже стоит, курит. Ну что еще говорить...
Война Василия Цебелева: длиной в 19 дней или в целую жизнь? 
Семен Попов: «Труднее всего было под Сталинградом» 
Женщина-ветеран: Войну показывают не так