Барнаульский мастер-реставратор, автор и изготовитель музыкальных инструментов Александр Гнездилов восстановил по археологическим данным струнный инструмент эпохи скифов.
Не известно, что именно играли на таком инструменте 2,5 тысячи лет назад, но зато можно услышать звук древнейшего инструмента Алтая.
Топшур для концерта в Кремле
– Александр Ильич, с чего началось ваше увлечение музыкой?
– Я родился в райцентре Шипуново, пошел там в школу и однажды зашел в гости к своей однокласснице. И увидел у нее дома пианино. Это была большая редкость для села.
Не знаю, играла ли на инструменте мама этой девочки – но и ей, и мне было ужасно интересно освоить игру на пианино – меня завораживал звук, который появлялся при нажатии клавиш. И вскоре после этого в селе открылась музыкальная школа – мне было десять лет, и я записался в нее по классу баяна – тогда было принято, чтобы мальчики играли на баяне, а девочки – на пианино.
Но в класс фортепьяно я тоже записался и около года учился играть на инструментах параллельно. Родители купили домой пианино, и моя сестра тоже стала обучаться играть на нем.
Позже оказалось сложно совмещать учебу в двух классах музыкальной школы и успешную учебу в обычной школе – сделал выбор в пользу баяна и стал играть на нем на новый год, на школьных концертах и постановках. И свою первую зарплату получил как баянист в пионерском лагере – купил на нее велосипед.
После окончания школы поступил в рубцовское музыкальное училище. Там мне повезло, что помимо баяна у нас был очень хороший преподаватель по фортепьяно. П
о распределению попал в шипуновкую музыкальную школу, преподавал по классу баяна, аккордеона, балалайки, домры и гитары – возил детей на конкурсы в Рубцовск.
Потом мне доверили открытие в Хлопуново музыкальной школы, где я стал директором. Там проработал пять лет – сам собирал школу, сам чинил здание, бетонировал крыльцо, возил цемент и гравий. И там же пришлось научиться ремонтировать музыкальные инструменты – в Барнаул ездить с ними было очень накладно.
– Когда вы решили сами делать инструменты?
– В 1990 году перебрался в Барнаул, работал преподавателем по нескольким классам в 5-й музыкальной школе и познакомился в Евгением Борисовым, который сразу предложил пойти к нему в оркестр, который позже получил название «Сибирь».
На общественных началах бесплатно ремонтировал инструменты, потом стал музыкальным мастером и при этом играл в оркестре на балалайке. С оркестром много ездили по гастролям, где общался с другими музыкальными мастерами, и вскоре мне захотелось самому создавать музыкальные инструменты.
Случай не заставил себя долго ждать. Как-то выступали в колонном зале в Кремле, и с нами выступал известный алтайский музыкант Ногон Шумаров. У него вышел из строя старый топшур, который мне пришлось чинить за 15 минут из подручных материалов.
Сразу после концерта Ногон Шумаров предложил мне сделать для него новый топшур. Это был первый мною изготовленный инструмент.
Позже сделал топшур для театра Республики Алтай, а затем моими работами заинтересовались в республиканском министерстве культуры – была мысль сделать топшур символом Горного Алтая, как балалайку для России, и я сделал несколько разных вариантов – поэкспериментировал с разными материалами. Так и пошло – стал делать разные инструменты.
Шаманство на сцене
– Не было ли недовольства вашими инструментами?
– Недовольства не было, но был интересный случай с шаманскими бубнами. Однажды мне заказали сразу 13 бубнов разных размеров для шаманской мистерии, которую собирались показывать в заграничном турне. С кожей я уже работал и потому согласился.
Заказ выполнил. Но после гастролей началась мистика – то у одного исполнителя рука отнялась, то у другого нога. Алтайцы – люди верующие, и по их поверьям нельзя заниматься шаманизмом на сцене. В итоге бубны после этой поездки больше не использовались и многие из них специально испортили.
Но на мне шаманские поверья не отразились – я ведь делал концертные, а не ритуальные инструменты. Один мой шаманский бубен использовался школой здоровья в институте повышения квалификации учителей в Барнауле. Нужен был максимально низкий звук – считается, что он обладает лечебным эффектом. Для понижения звучания я нашил на бубен специальную кожаную прокладку.
– Как вы пришли к реконструкции скифской арфы?
– Скифская арфа – условное название. Она стала продолжением работ над алтайскими инструментами. Еще в 1949 году в Улаганском районе в пазырыкских курганах нашли этот инструмент в полуразрушенном состоянии. Датировался он V-III веком до нашей эры – временем скифов. На ней могло быть 6-7 струн. Но многие части не сохранились.
Занялся реставрацией – сначала по словам, потом по фотографии. Наши балалаечники из оркестра «Сибирь» хорошо освоили игру на этом инструменте. Первый инструмент появился в нашем музее ГМИЛИКА, потом им заинтересовались в Санкт-Петербурге – показывал эту арфу на международной конференции.
Там же посетил Эрмитаж и посмотрел остатки скифских инструментов. Была возможность подержать арфу из раскопок в руках и рассмотреть со всех сторон. После этого создал самую достоверную копию скифской арфы. Инструмент получился уникальным – это музыка 2500-летней давности.
Домра с американским акцентом
– Но все-таки скифская арфа – это реконструкция. А что было совсем новым?
– После арфы я сделал домру-банджо. С нашим оркестром «Сибирь» выступал лучший домрист России Александр Цыганков.
К его приезду я решил соединить в одном инструменте русскую домру и американскую банджо – так как у него в программе много джазовой музыки.
От домры взял внешний вид, диапазон и расстояние между ладами. Но тембр получился ближе к банджо – резкий и трескучий. Но на настоящей банджо после 7 лада идут только щелки – не прослушивается звук.
А тут это было исправлено – получился инструмент средний между банджо и домрой по диапазону. Хорошо зазвучали верхушки и резонировал корпус.
Мастеру инструмент понравился, он поздравил меня с ним. В итоге сделал 5 инструментов – один для оркестра русских народных инструментов Осипова в Москве, один для ГМИЛИКА, один для музея в Москве, для Александра Цыганкова. И еще один для оркестра «Сибирь».
Как-то на конференции общался с гуслярами, они посетовали, что экспериментальная музыкальная фабрика в Москве закрылась, а инструмент требует развития. Стал делать гусли звончатые – на них играет несколько ансамблей в России. А однажды заказали легкий и крепкий инструмент без потери диапазона. Тоже пришлось поломать голову, но удалось добиться веса в 8 килограммов.
– Сколько времени уходит на создание одного инструмента?
– В среднем три месяца. Так, у гуслей целый месяц уходит только на клавиатуру. Но вот сейчас я работаю над завершением заказа – выставочного экспоната для центрального музея музыкальной культуры имени Глинки в Москве.
Заказ был на инструмент из березы – так как скифская арфа была сделана из березы с многолетней выдержкой. Береза должна была быть идеальной – без сучков. Я семь лет выдерживал дерево, а сейчас приступил к работе – скоро закончу.
– Есть кому передать знания?
– Сыну скоро 11 лет, он занимается фортепьяно, я обучил его игре на гармонике, на гуслях и надеюсь ему передать знания по созданию инструментов.
– Зачем человеку музыка?
– Для нас музыкантов – она и наш хлеб, и она у нас в крови. Даже те из нас, кто ушел в свое время в торговлю и бизнес, не могут расстаться с музыкой и постоянно ходят на концерты. Музыка – это жизнь.
Досье
Александр Гнездилов является членом Российского творческого союза мастеров-художников музыкальных инструментов, членом Ассоциации фортепьянных мастеров России и союза «Еврофортепьяно».
Работает мастером-реставратором Алтайского государственного оркестра «Сибирь». Создал различные варианты скифских арф, топшуров, владимирских рожков, гуслей, шаманских бубнов, икили, домры-банджо, колесной лиры.
V межрегиональный фестиваль баянного искусства пройдет в Барнауле 
Игре на гуслях и жалейке учат в Краевом дворце молодежи 
Александр Гнездилов: «Гусли такой же символ Руси, как балалайка» 
Виталий Гычев возрождает на Алтае гончарное ремесло