
Ее «графа» – несовершеннолетние узники.
С тех пор к ней время от времени – как правило, ко Дню Победы – приходят разные «юные тимуровцы». Глазенки горят живым интересом: «Анна Ивановна, а как же там было – в концлагере?». Приходится разводить руками: а не бывала я там! «Ну, тогда просто про войну расскажите!». И про войну из личных воспоминаний ей при всем желании «выудить» ничего не удается – родилась за год до ее окончания. Школяры уходят в молчаливом огорчении: к какой-то неправильной пенсионерке пришли…
Но «правильные» родные Анны Ивановны о жизни на немецкой земле сказать уже не могут. Да и когда могли – теоретически – не хотели…
Рождение по дороге в гетто
"АИФ":– Анна Ивановна, как вы оказались в числе несовершеннолетних узников?
А.Т.: – Я не могу объяснить, как государственные мужи определяли, кого куда отнести… Про свой «статус» узнала, будучи уже взрослым человеком. Но родилась я в 1944 году, по дороге в Германию, в польском городе Лодзь. До войны мои родители Елена Ивановна и Иван Михайлович жили в городе Пологий Запорожской области. В 1932 и 1937 годах у них родились дочки Юлия и Лидия. Отец на фронт не попал, он был машинистом, наверное, сочли незаменимым в «народном хозяйстве». Украина, как известно, оказалась оккупированной территорией, в конце концов родителей угнали в Германию.
Там нас всех «поселили» в гетто в городе Риденсбург и «старших» ежедневно выводили на работу. После того, как чехословацкие войска освободили город, родителям, насколько мне известно, предлагали перебраться в Канаду и даже Америку. Не могу сказать, что по этому поводу думала мама, но отец настаивал на возвращении на Украину. Дома, однако, жить довелось недолго. Маму – с нами, с детьми – отправили в новосибирскую тюрьму. Именно маму, потому что помимо того, что она была в плену, считалась немкой – по отцу, хотя ее мать была русской. Папа, разумеется, тоже поехал в Сибирь. По прошествии некоторого времени нас отправили в Чесноковку, что теперь город Новоалтайск. Не помню, чтобы для нас это называлось ссылкой или поселением, но, по сути, по-моему, было похоже. Много лет родителям постоянно и обязательно нужно было отмечаться, где надо… Вот у меня справка мамина сохранилась: «На основании Директивы НКВД СССР 11.10.45 г. поставлена на учет в органах МВД…». Отметка об освобождении – февраль 1956 года. Странно, на имя отца ни такой справки, ни просто похожей мне впоследствии в архивах отыскать так и не удалось…
Бойся, оглядывайся, молчи?
"АИФ":– А кроме необходимости отмечаться «где надо», какие-то другие ограничения были?
А.Т.: – Нет, внешне мы жили, как все вокруг. Отец устроился машинистом в заводское депо, мама всегда была домохозяйкой: после меня в семье родились еще дочка и сын. Сначала мы жили в бараке, потом от завода получили домик… Ограничения у нас были внутри. Не потому, что мы жили очень бедно – многим ли тогда вольготно было? Папа – особенно он – всегда чувствовал себя очень униженным «пленением». Ему долгое время казалось, что за нами следят… Нам запрещалось где-либо оговариваться о Германии, он был уверен, что от семьи все отвернутся, детей будут оскорблять. И то сказать – отношение к людям, жившим в годы войны на оккупированных территориях или угнанным к немцам, долгое время в лучшем случае было настороженным… Как его можно упрекать в его опасениях? Но его настрой, конечно, сказывался, мы, дети, страдали.
В мамином поведении такого надрыва не чувствовалось. Она нас замечательно воспитывала; несмотря на отсутствие серьезного образования была человеком очень начитанным, культурным – много о чем с нами говорила, но и для нее военная тема была закрытой. Я думаю, потому родители и ушли достаточно рано, папа и до шестидесяти не дожил…
Не замалчивайте жизнь!
"АИФ":– А на судьбе повзрослевших детей «военная тема» не сказалась?
А.Т.: – Что вы имеете в виду? Я и еще одна моя сестра захотели получить высшее образование – и получили. Мне по душе пришелся иняз в Барнаульском педагогическом институте, с поступлением и обучением проблем не было. Если не считать того, что в те времена в Барнаул можно было попасть только на проходящих поездах, которые ходили много реже, чем появившиеся позже электрички, и денег на бутерброд мне мама могла дать далеко не каждый день… Но, впрочем, уже на втором курсе я вышла замуж. Когда получила диплом, мы с мужем уехали на Сахалин – там зарплаты побольше были. Шесть лет прожили, сильное землетрясение пережили, но нашему маленькому сыну тамошний климат не пришелся, вернулись назад... Вообще жизнь моя сложилась благополучно. Работа в школе (преподавала английский) радовала, муж хороший был, двое детей вырастили: старший уже подполковник в отставке, живет в Бердске; младший – в Нефтеюганске связан с нефтедобычей…
И не могу сказать, что мои старшие сестры столкнулись с гражданскими препонами, связанными с германским фактом биографии. Но… как вам объяснить? Вот одна из них даже мужу не говорила, что в юном возрасте с родителями была угнана в Германию! Когда в начале 90-х оттуда стали перечислять компенсации за «принудительные работы»– она отказалась, потому что нужно было справки собирать, то есть «признаться»! Это что должно быть в душе? К сожалению, одна из сестер страдает от тяжелого недуга, другая из-за «просто» немощи давно не выходит из квартиры. Убедите меня, что это не эхо войны…
"АИФ": – Жизнь, к сожалению, нельзя переписать набело, вымарав из нее отдельные эпизоды…
А.Т.: – Думаю, что и не надо! Я не вправе судить папу, что хранил табу – в то время, наверное, это было оправдано. Но я теперь очень жалею, что и не пыталась расспрашивать хотя бы сестер, довольствовалась отдельными кусочками воспоминаний – свою историю нужно знать, какой бы она ни была тягостной. Знать и хранить, и передавать потомкам: пока можно – из первых уст, от дедов – к правнукам. Своему старшему внуку, которому сейчас 22 года, я давно несу семейную историю– следующий внучок и внучка совсем еще маленькие, он в ответ серьезно заинтересовался родословной вообще...Думаю, всему старшему поколению это по силам. А младшее только выиграет от того, что "потеребит" своих стариков, как они говорят. Пока еще совсем не поздно.
Правила комментирования
Эти несложные правила помогут Вам получать удовольствие от общения на нашем сайте!
Для того, чтобы посещение нашего сайта и впредь оставалось для Вас приятным, просим неукоснительно соблюдать правила для комментариев:
Сообщение не должно содержать более 2500 знаков (с пробелами)
Языком общения на сайте АиФ является русский язык. В обсуждении Вы можете использовать другие языки, только если уверены, что читатели смогут Вас правильно понять.
В комментариях запрещаются выражения, содержащие ненормативную лексику, унижающие человеческое достоинство, разжигающие межнациональную рознь.
Запрещаются спам, а также реклама любых товаров и услуг, иных ресурсов, СМИ или событий, не относящихся к контексту обсуждения статьи.
Не приветствуются сообщения, не относящиеся к содержанию статьи или к контексту обсуждения.
Давайте будем уважать друг друга и сайт, на который Вы и другие читатели приходят пообщаться и высказать свои мысли. Администрация сайта оставляет за собой право удалять комментарии или часть комментариев, если они не соответствуют данным требованиям.
Редакция оставляет за собой право публикации отдельных комментариев в бумажной версии издания или в виде отдельной статьи на сайте www.aif.ru.
Если у Вас есть вопрос или предложение, отправьте сообщение для администрации сайта.
Закрыть