Летчик так и не выпрыгнул…
– Борис Павлович, в войну вы были ребенком. Что помнится с тех лет?
– Все. Наша семья жила в Подмосковье, налеты немецкой авиации не заставили долго ждать. Отчетливо помню первую бомбежку, когда впервые на моих глазах погиб человек: он бежал прямо передо мной, когда его убило осколком.
Вскоре военный завод, где папа работал зам- директора, стали готовить к эвакуации в Челябинск. Мы – бабушка, мама, пятеро детей, где я средний, выехали раньше. Эшелон часто бомбили, но с дороги больше всего врезался в память воздушный бой, когда подбили наш истребитель.
Он падал, а я ждал, когда выпрыгнет летчик с парашютом, но не дождался… А в Челябинске была тишина и не было светомаскировки – это уже казалось удивительным. Завод «монтировали» в чистом поле: на помосты ставили станки, тянули провода, и люди начинали работать, хотя ни стен, ни крыши еще не было.
В школу в этот год я не попал. Ближайшая была в 3 км, а зимы в тех краях были – ни зги не видно, мама меня поостереглась отпускать. Мы жили в землянке, потом в рабочем поселке домики щитовые собрали и школу открыли. Так в 9 лет я сел за парту. Ни учебников, ни бумаги не было; карандаши делили на три части, писали на газетах…
Очень хорошо помню, что в 1945 г. мой день рождения отмечали 6 мая: был выходной, товарищи пришли. А девятого – День победы! Но коль уж стали праздновать, то и снова именины отметили. С тех пор у меня 9 мая «два в одном»…
Архивариус поневоле, «опер» по призыву
– Откуда у вас взялась тяга к философии?
– (Весело) Не знаю! В семье ничего не предвещало. И в школе тоже. Отлично помню первую учительницу Софью Федотовну Петровскую, тоже из эвакуированных. Доброта во мне во многом от нее. Помню «иностранку» – немку Лоренц, которую мы звали русским именем. Странное дело: к ней не было антипатии, мы ее даже любили, а она нам рассказывала про культуру и быт немецкого народа, пела «свои» песни. Помню учителей – фронтовиков, комиссованных по ранению, один преподавал словесность, другой географию. Это все не близко к философии, но классе в пятом мне захотелось в «философы». Но сначала решил наверстать упущенный год, после 6-го класса попросил у директора разрешения сдать за седьмой экзамены экстерном. Все лето, как проклятый, сидел за книгами, но успешно «перепрыгнул» в 8-й класс. А с аттестатом поехал поступать в Московский университет на философский факультет. Экзамены-то сдал успешно, но оказалось, что общежития в МГУ не предоставляют, а больше мне жить было негде. Тогда пошел в историко-архив- ный институт, где обеспечивали «койко-местом». По распределению даже поработал по полученной специальности – начальником Центрального государственного архива Бурятской АССР.
– А откуда у вас в послужном списке уголовный розыск?
– Еще в годы учебы увлекся комсомольской работой. В Бурятии «дорос» до должности секретаря обкома ВЛКСМ, а потом был партийный призыв в органы. Так и оказался оперуполномоченным угро МВД, а в «нагрузку» курировал несовершеннолетних.
Работа увлекла, но мой коллега по обкому, став завкафедрой философии Бурятского сельскохозяйственного института, «сманил» меня ассистентом. Я не слишком «сопротивлялся» – философская наука манила меня по-прежнему.
А в 1965 г. по научной линии меня зазвали в Алтайский сельскохозяйственный институт. В Барнаул приехали уже с супругой, вжились быстро. В Бурятии было интересно, но в любой национальной республике свои особенности, к которым трудно привыкнуть приезжим. А здесь оказалась совсем другая среда, очень дружелюбная. Вуз вообще стал вторым домом: я только завкафедрой проработал 27 лет…
В 2005 г. меня избрали председателем краевого Совета ветеранов войны и труда, здесь очень большой фронт работ, но с вузом расставаться тоже не хочется. С молодежью работать – это такой тонус!
Стимул работать больше
– При избрании в председатели Совета никого не смутило, что вы не участник войны?
– Вообще в ветеранское движение я включился почти 20 лет назад в вузовской «первичке». И тут надо знать, что всероссийская организация ветеранов войны и труда, региональное отделение которого я сейчас возглавляю, была создана в 1986 г. А Комитет ветеранов войны начал работать раньше, но потом по «московскому» решению вошел в состав новой организации. Где-то на местах это нашло понимание, где-то – не очень, именно потому, что некоторые ветераны-фронтовики не понимали необходимости сотрудничества с теми, кто пороха не нюхал.
Не буду вдаваться в перипетии взаимоотношений этих организаций вообще, просто скажу, что пенсионерам, пожилым людям по большому счету нет дела до формальных разногласий между «руководящими лицами». Им важно, чтобы они не были забыты, чтобы не оставались один на один со своими проблемами. В этом смысле меня и моих коллег больше беспокоит тот факт, что в конце 90-х – начале 2000-х г. рассыпалась отраслевая система поддержки ветеранов.
Свой ветеранский совет войны и труда был при любом предприятии города и села, ими выделялись средства на «шефскую помощь» и т.д. Вот это проблема! У нашего Совета в городах и районах 79 подразделений, они ведут активную работу, но не могу сказать уверенно, что в крае совсем нет «забытых» пожилых людей. До одного «учтены» и находятся «под присмотром» ветераны войны, блокадники, узники концлагерей, вдовы – их всех вместе осталось всего 5894 человека! Но ведь в поддержке нуждаются и труженики тыла, и дети военного поколения, причем, зачастую, в большей мере моральной, чем материальной.
Одиночество – бич старшего поколения. Не у каждого уже достает сил вести более-менее активную жизнь, «выходить в люди». Тут у нас большое поле для деятельности…
– Борис Павлович, а вы-то откуда черпаете энергию?
– От студентов подпитываюсь (смеется). Вообще, я деятельный человек, да и знание философии помогает. Уверен, в любом явлении, даже отрицательном, можно найти момент, опираясь на который можно оставаться оптимистом. Наверное, за активное долголетие и предков нужно поблагодарить.
Но вот, к сожалению, историческая память через генетический код не передается. Иначе, мы бы сейчас не наблюдали попыток переписать историю и даже преуменьшить цену нашей Победы. Но и этот печальный факт придает мне силы еще поработать на общественном поприще...
Рядовой Галицкий – труженик войны 
Жизнь вслепую. Светлана Борисова о том, как начать жить, потеряв зрение 
Семен Попов: «Труднее всего было под Сталинградом»