От огорчения и безысходности у неё сжалось сердце, слёзы потекли из глаз. Она просила, чтобы ей для топки печи дали стебли от полыни с овечей кошары. Третий раз получила отказ. Дома было нетоплено. Двое маленьких ребятишек сидели одни в землянке: шестилетняя дочь и маленький сынишка, которому шёл третий год. Родился он через два месяца после похоронки на мужа.
Небо затягивали тучи, по всему было видно, что надвигается метель. Настя решила пойти к своей надёжной подруге Татьяне, только она могла её выслушать и утешить в трудную минуту, посоветовать, как ей быть. Только ей одной она могла раскрыть свою душу. Одинаковая доля, одинаковое горе сводит людей. Третий год шла кровопролитная война. У Татьяны муж ушёл вместе с её Денисом в один день. Фёдор ещё присылал письма с фронта, и она жила с надеждой, молила Господа, чтобы тот остался жив.
Насте ждать было некого, с того света ещё никто не возвратился. Смерть Дениса подтвердил его однополчанин, воевавший с ним в одном полку, где вместе получили крещение под Харьковым. Половина села получили похоронки на мужей, отцов, братьев, сыновей. Горе затронуло каждую избу, не было семьи, где не оплакивали, погибших. Сколько слёз выплакали вдовы, было известно одному Богу.
Зимы в годы войны были суровыми, подстать людскому горю. Метели свирепствовали по два, три дня не прекращаясь ни днём, ни ночью. Затихала метель, прояснялось небо, крепчал мороз. Землянки заметало по крыши. После метели из снега торчали закопчённые трубы. На южном направлении простиралась кулундинская степь.
Зимой под низким белёсым небом она казалась безжизненной, снежная пустыня волнообразного наста, уходящая за горизонт. С севера были небольшие берёзовые колки, огибая деревню словно подковой. Создавалось впечатление, что степь в этом месте потерпела поражение, дальше за селом местность переходила в лесостепь.
Настя шла по заснеженной улице, переметённой высокими сугробами, тянувшимися от землянок с противоположной стороны улицы. В метель всегда дули юго-западные ветра со стороны Казахстана. На западе, в четырёх километрах от села проходила железная дорога, по которой стучали колёсами поезда. В мороз отчётливо было слышно, как надрывно пыхтел паровоз, за которым тянулся шлейф дыма, был слышен гудок паровоза.
Только поезда напоминали, что жизнь не остановилась. Иногда на платформах, проходящих составов, была видна военная техника. В селе не было освещения, единственная радость – это керосиновая лампа, которая освещала жилище, но ещё от неё исходило тепло, к которому тянули свои озябшие ручонки ребятишки. Настя пробиралась по узкому снежному лабиринту, когда ей навстречу вышла Татьяна.
-Заходи скорее. Я тебя в окно увидела. Что стряслось Настя?
Татьяна внимательно слушала подругу, а после посоветовала. С печки, за ними наблюдали ребятишки.
-Сегодня ночью, после двенадцати, приходи на кошару, я заранее навяжу тебе хорошую вязанку стеблей, будет тебе на первое время, чем протопить. А ты сходи в сельский совет, пусть председателя поставят на место. Он давно смотрит на тебя, как кот на сало. Разъелся в тылу и ещё издевается над вдовами. Сволочь, - высказалась в конце Татьяна, дав заслуженную оценку председателю.
-Спасибо тебе Татьяна, чтобы я без тебя делала, - поблагодарила подругу и направилась домой. Протопила печку соломой, пошла на работу, возить с поля солому, на скотный двор. Дочери наказала сидеть на печи с братом. Ещё с утра всё указывало на то, что к вечеру будет метель.
День был пасмурный. Дул переменчивый и очень холодный ветер. Временами шёл мелкий снег. С большим трудом трём бабам удалось на быках за весь день привезти арбу соломы. К вечеру ветер усилился, шёл верховой снег. По дороге бесновалась позёмка. С одной стороны была подходящая погода, чтобы незаметно принести с кошары объедь. Не дожидаясь полуночи, Настя пошла к Татьяне, на кошару. Вместе посетовали на свою судьбу, оросили лица слезами. Навязали хорошую вязанку объеди.
-Ну, с Богом Настя.
За огородами иди вдоль канаву, чтобы в степь не уйти, по улице опасно нести, вдруг на кого невзначай наткнёшся. Ветер дул в спину. Возле канавы был глубокий снег, поэтому Настя шла чуть поодаль. Идти было трудно. Ветер хозяйничал так, что порой с трудом удерживала на плечах поклажу. Налетал со свистом, кружил и хлестал сухим снегом в лицо. Приходилось идти по ветру с зажмуренными глазами. Стало жарко, хотелось пить.
Снег таял на лице и тут же обмерзал, ресницы, от мороза слепались и глаза не открывались. Настя натянула на лицо шаль. Ноша так тяготила её, что порой казалось, сам чёрт забрался наверх. Брела по колено в снегу, выбилась из сил, очередным порывом ветра её повалило на бок.
Лёжа в снегу, рядом с вязанкой она ладошками рук оттаивала снег на лице. Вокруг сразу же стало наметать сугроб. Не было сил, чтобы встать и поднять вязанку, наполовину заметённую снегом. Лежать рядом было удобно и тепло, закрыв лицо. Надо было набраться сил, чтобы подняться самой. Преодолевая усталость, и немного передохнув, с трудом встала на ноги, её преследовал страх, не было слышно ни лая собак, ни запаха дыма от жилищ, откуда дул порывистый ветер.
В двух шагах ничего не было видно. Она стала перемещаться от кучи с объедью, разыскивая канаву, которой в степной зоне окапывали огороды. По канаве можно было добраться до жилища, но, сколько она не ходила, всё было безуспешно. Вскоре она потеряла и вязанку. Медленно брела по глубокому снегу. Натянула на себя шаль, оставив небольшая щель, чтобы дышать. Выбившись из сил, присела.
Было тепло, прошёл страх. Страшнее чем она пережила своё прошлое, ничего на свете для неё уже не существовало. Наступило какое-то безразличие. Тянуло ко сну, ужасно хотелось спать, только спать и ничего больше. Настя знала, что происходит с человеком, когда он начинает замерзать – это огромное желание уснуть. Какой-то внутренний голос подсказывал ей, и заставлял её подняться: «Вставай, дома дети, дети, дети».
Настя пыталась встать, не получилось. -Господи! Помоги, помоги, прошу тебя. Сколько я пережила горя, известно тебе одному. Я не боюсь смерти, жаль детей. В голод, тридцать третьего года, я расплатилась сполна, потеряв мужа двоих детей и сестру, вот только не знаю за какие грехи. Пропадут ведь детки мои. Господи! По-мо-ги! Не было сил, даже помолится. Рука приподнялась, она увидела её тёмный силуэт, напротив щели в шали, в которую она смотрела и дышала.
Пересилив усталость, она с трудом поднялась. Ветер бушевал ещё сильнее, налетал со всех сторон, кружил и заунывно завывал, вроде вокруг неё в хороводе плясали бесы. Она с трудом стояла на ногах, сухой снег хлестал по одежде как песок. Спасала тёплая одежда, защищая от мороза.
Борясь с ветром, она едва передвигала ноги, по глубокому снегу. Возле каждого небольшого кустика был наметён сугроб, который приходилось обходить. Вдруг перед ней оказался большой сугроб, на который она чуть было, не свалилась. Она остановилась и ужасно напугалась, всматриваясь в него, было похоже на лежащего человека, заметённого, снегом. Настя обошла сугроб вокруг, с противоположной стороны чернела одежда.
Она подошла ближе, преодолевая страх, решила толкнуть ногой. И только тогда она поняла, что это вязанка с объедью, оставленная ею. Толи от напряжения и страха, из глаз потекли слёзы. Настя ухватилась обеими руками за вязанку, с большим усилием стала вытаскивать её из под снега. Развязала узел и вытряхнула стебли из старой шали. Накинула её на себя и пошла в другую сторону, зная одно, что нужно двигаться, чтобы согревать себя.
Она шла, часто останавливалась, чтобы отдышаться. Было огромное желание: упасть и замертво уснуть от усталости. И только дети, оставленные дома в холодной избе не позволяли ей этого сделать. Вдруг она провалилась в снег выше колена и поняла, что это её спасение. Этим спасением была канава, которую она так долго искала, значит не судьба мне замёрзнуть. - Господи! Спасибо тебе, теперь-то я доберусь до своих деток, - запричитала Настя. – Сейчас, сейчас передохну и пойду.
Не было сил, чтобы подняться, она ползла на четвереньках по глубокому снегу. До её слуха, сквозь завывания ветра, донёсся чуть слышный гудок паровоза. Настя поняла, что ползёт в сторону жилища. Впереди увидела снежную гору – это была скирда соломы.
С противоположной стороны, Настя увидела тёмную нишу, то место где хозяева брали солому. Душа ликовала, что опасность позади. В любом случае она теперь не погибнет, забравшись в эту нору. Где-то рядом было жилище, но в какой стороне от стога. Ведь в двух метрах перед ней стояла снежная пелена, словно побелённая стена. Отползти от скирды она боялась потерять её и оказаться в снежном плену стихии.
Разгребая снег, Настя заползла в пещеру стога. Здесь она натолкнулась на металическую клюку, которой дёргают слежалую солому из стога. Растолкала на днище снег и руками стала выбрасывать наружу, затем надёргала клюкой соломы, прикрыв отверстие, постелила внизу, чтобы сесть.
Накрылась шалью, было тепло и мягко сидеть. Радости не было границ. Она понимала, что жизнь её держалась на волоске, и вот теперь пришло спасение: «Господи! Спасибо тебе, что ты услышал меня, теперь я увижу своих деток». Она запела: «Степь да степь кругом, путь далёк, лежит, там, в степи глухой, замерзал ямщик». Её голос стал глуше, незаметно для себя она уснула мертвецким сном.
Варвара проснулась. Затопила печку. Пришло время, идти на наряд. Ветер стал тише, уже не было слышно его симфонии. В сенях скулил пёс, которого она запустила вечером, спрятав от непогоды. Пёс Верный бросился к хозяйке с ласками. Открыла дверь на улицу, перед ней стояла метровая стена снега.
Дверь наполовину была заметена. Пёс перепрыгнул и начал осматривать территорию возле жилища. Хозяйка начала расчищать выход, чтобы выбраться на улицу. Её землянка была крайней в конце села, дальше простиралась кулундинская степь. На мужа, как многие сельчане получила похоронку ещё год назад, став солдатской вдовой. Расчистила проход, вышла на улицу, метель сдавала свои позиции, но ещё мела позёмка, небо начало проясняться, мороз усиливался. Возле скирды соломы лаял пёс, Верный. Уж ни лиса укрылась там в нише.
Варвара взяла рядно, чтобы взять соломы. Подойдя к скирде, она услышала в нише шевеление. Пёс бросился с лаем. -Кто там? – крикнула Варвара. Раздвинулся снег, она увидела, что там кто-то находится, послышался хриплый голос. -Варвара, да это я здесь, Настя. Привяжи собаку, чтобы не укусила. Хозяйка позвала, Верного и закрыла в сарае, заспешила к скирде. -Настя! Вылазь оттуда. Как ты сюда попала. Она помогла ей выбраться со снежной дыры.
-Ой, Господи! Пойдём в избу скорее, ты вся обмёрзла как ком снега.
В сенях Варвара смела снег с одежды Насти. В избе помогла снять верхнюю одежду, валенки, чтобы хоть немного оттаять её и просушить. Налила кипятка. -Ну! Что случилось? Рассказывай. Настя смотрела на Варвару, а, непрошеные слёзы, застилали лицо, она была в таком состоянии, что не могла даже говорить, только смотрела, плач доносился изнутри, плакала её душа. Она ещё не осознавала, что победила смерть, выстояла, хотя радоваться было нечему.
Если бы не дети, она не стала противостоять стихии, просто осталась бы в её объятьях. Наступивший день не сулил ничего хорошего, нужно было идти на наряд после бессонной ночи, где распределяли работу на день. А какой из неё был работник в мокрой, обмёрзшей одежде. Варвара поддерживала Настю, её покачивало из стороны в сторону. Она не находила себе места, думая о детях: «Варвара! Как там дети, как они переночевали дома одни? Ой, Господи! За что мне такое горе?- причитала Настя.
Возле конторы топтались мужики, те, что курили, остальные были в коридоре. На входе Настя встретила брата мужа, который неделю назад возвратился с фронтового госпиталя, комисованный по ранению.
-Ты откуда это Федосья, вся обмёрзшая как ледышка?
-Ой, Кузьма, горе у меня. Всю ночь блудила, чуть не замёрзла. Отошла с ним в сторонку, и стала рассказывать как она блудила, что дома нетоплено.
-Так почему ты не обращаешься к председателю, ко мне.
-К председателю обращалась три раза, а к тебе боюсь заходить, твоя Прасковья ко мне относиться плохо, зависть её гложет. Год назад на меня жаловалась бригадиру, что сестра носит пшеницу с зернотоку во время уборки. Кузьма внимательно выслушал, резко повернулся и храмая, расталкивая мужиков, пошёл к председателю колхоза. Подошёл к столу, ухватил его за грудки и прижал к стене.
-Что ты делаешь? Сволочь? Мой брат погиб на фронте, а ты издеваешься над вдовой и моими племяниками сиротами. Кто тебе дал такое право шкуродёр. Командуешь бабами в тылу, морду отъел. Да я напишу письмо самому Сталину. Сволочь! На Кузьму навалились мужики, кое-как оторвали от председателя. Его всего трясло, как в лихорадке.
Бабы шептались между собой: «Молодец Кузьма, хоть один мужик нашёлся». Из конторы вышел бригадир, подошёл к Насте. -Иди домой. Сейчас я направлю к тебе повозку с стеблями. Настя медленно брела по улице, одежда, оттаявшая у Варвары в избе, замёрзла, стала как фанера. Из трубы её землянки, шёл чуть заметный дымок. Зашла в сенцы, смела веником с валенок снег и держась за стену, пошла к входной двери.
Как только она открыла дверь, ей навстречу бросилась сестра, которая пришла с фермы, где сторожила скот. -Беда у нас, Настя. Коля опрокинул лампу и обжог живот. На нём загорелась рубашка. Настя смотрела на сестру отрешённым взглядом, происходящее не воспринималось, не было ни сил, ни слёз. Было лишь одно желание, уснуть и не проснуться. А впереди были пятнадцать месяцев жестокой, кровопролитной войны. Чашу горечи и утрат которой, довелось испить до дна солдатским вдовам и всем живущим того времени…
Григорий КУЗНЕЦОВ
февраль 2010 года
Новоалтайск
Об авторе
КУЗНЕЦОВ Григорий Иванович, 1947 года рождения, образование, высшее, инженер связи. Издавался в трёх коллективных сборниках, посвящённых юбелею города. Издано три авторских сборника рассказов, «По тропам судеб» 2003 г, «Даль далёкая» 2007 г. Альманах «Алтай» -2008 г., «Студёная вода» -2009 год.
Участвовал в краевых конкурсах: «Напиши об армии» занял второе место, ценный подарок, почётная грамота. Российский конкурс МВД: «Доброе слово» 2009 год, стал победителем в крае, кубок, диплом. На конкурсе МВД России в 2010 года стал победителем в номинации «Рассказ» в Алтайском крае, кубок и диплом. Периодически издавался в СМИ города Новоалтайска и Барнаула.
Григорий КУЗНЕЦОВ. Стакан молока