Примерное время чтения: 17 минут
99

Иван СКОРЛУПИН. Экспертиза

В бытность свою трактористом он мог взамен сломавшейся детали получить на складе новую, тут же, на выходе, бросить её в кусты, а через два дня смело подобрать со словами: «Ну, ребята, если деталь запросто валяется в кустах, значит, она никому не нужна».

Из таких бросовых деталей однажды Мишка капитально отремонтировал колхозный трактор Т-4, на котором работал, тем и прославился, получив большие деньги за экономию запчастей. О нём даже районная газета рассказала, и к 7 Ноября, очередной годовщине Великого Октября, на общем собрании Мишка получил открытку, свидетельствующую о том, что обладатель сего документа имеет право на внеочередную покупку мотоцикла с коляской.

К премии он стал добирать недостающую на желанную покупку сумму, но соседи, зная тугого на отдачу долгов Мишку, под разными предлогами отказали ему в помощи, и он стал потихоньку распродавать оставшиеся в своей заначке колхозные запчасти.

Ему и не хватало-то на мотоцикл всего ничего, на половину колеса без спиц, как в эту самую неподходящую пору случился в стране обвал денег, лишивший Мишку всех его финансовых припасов. Обозлившийся на всех и вся, он стал подбирать плохо лежавшее с особым душевным удовлетворением.

Едва ли к его рукам прилипало больше, чем к другим, но с развалом Страны Советов другие остались при колхозе, а Мишка, благодаря своему умению закладывать за воротник по делу и просто так, для души, остался не при делах и вынужден был наниматься на частные подряды. Мог он дров бабушкам нарубить, уголь с улицы в сарай перекидать, картошку выкопать, а то и забор починить.

К 45 годам он так и не обзавёлся в глазах односельчан отчеством, оставался просто Мишкой; отзывался на Михея или Михася и ничуть по этому поводу не заморачивался. Голова у него могла болеть только по поводу того, где найти то, что плохо лежит. У него даже руки свербели и душа ныла по ночам, если какой-то день находок не обнаруживалось.

Однако вскоре всё, что когда-то валялось под ногами, сгинуло в частных закромах односельчан и, по меткому выражению местного остряка, на земле в деревне даже шайбы теперь не валялись - подчистую смели.

Трудные наступили времена для Мишки; найти и продать стало совсем нечего. Другой бы впал в уныние и потонул с горя в вине, но знавший свою меру на самогон Мишка каким-то только ему ведомым образом втёрся в доверие гастролёров-калымщиков в соседней деревне. Работы парни не гнушались, особо цену себе не набивали, но и длинному рублю счёт знали и дорогу к нему помнили.

Бойкий на язык Мишка был у них за поводыря: знакомил с девицами, которых и сам видел впервые, договаривался с мужиками насчёт работы и удивлялся непрестанно, как это бригада «Ух!» до 21-го века дожила без его участия в её судьбе. Мужики же вдруг озаботились, почему он до сих пор не имеет прозвища, видели в этом некий тайный смысл, пытались и никак не могли придумать подходящее. Ни одно прозвище Мишке не подходило, не прилипало к нему, и он даже стал этим гордиться, мол, такой вот кристально чистый.

В местном сельсовете к гастролёрам сначала присматривались, а потом глава рукой махнул, пусть, мол, зарабатывают, как могут и сколько унесут. Он, конечно, имел в виду заработанные мужиками деньги, но Мишка это благословение понял в буквальном смысле. И решил он для начала, на пробу, унести толь с крыши двухэтажного дома, которую бригада ремонтировать собиралась и уже материал получила.

Походил Мишка по деревне, прислушиваясь и приценяясь, кому и за сколько можно рулон толя благополучно сплавить, да и столкнулся в узком переулке с бабусей, которая поплакалась ему насчёт худой крыши на курятнике времён гражданской войны.

Мишка ситуацию сразу оценил, строеньице на три раза с деланной опаской обошёл, покряхтывая озабоченно, чтобы бабуся слышала да цену за каждый вздох набрасывала.

Остановился, почесал в затылке, стал рядиться:

- Эх, родненькая, и как же это у тебя петух с товарками в недрах сараюшки под оставшейся на потолке плашкой не сгинул?

За свою долгую жизнь привыкшая торговаться с заезжими гастролёрами бабуся с каждого Мишкиного слова скидывала набросанные им самим незаконные проценты:

- Поёшь складно, милок. А руки-то у тебя, чай, заранее трясутся?

Она хотела потрогать Мишку за руку, чтобы удостовериться, но тот отстранился.

- Дык, трясутся они от предвкушения работы на благо пожилого человека, коим ты, бабуся, и являешься передо мной на сей момент! Замолчав, посмотрел исподлобья на бабусю. Та стояла так, что сразу было понятно: копейку просто так Мишке не подарит и за будь здоров самогонки не нальёт.

- Будет тебе крыша утром, никуда от меня не сбежит. А пока налила бы ты мне стопарик, чтобы рука не дрожала да молотком я по ней ненароком не ударил. А ну, как изувечусь? Будешь мне неустойку платить.

Бабуся оказалась не робкого десятка, решила за стопку с водкой выжать из Мишки по максимуму.

- А вот, милок, ответь этому самому неразумному пожилому человеку, - бабуся постучала по своей голове, - матерьял кровельный где достанешь? У меня был припасён, да только ещё в прошлом годе сгинуло в недрах нашей деревни. Ноги кто-то приделал! У нас нечистые на руку на каждом углу по семеро стоят. А ты, случаем, не восьмой ли будешь?

В сараюшке послышалась возня; петух бучу поднял, громко закудахтали куры. Бабуся подождала, пока птицы угомонятся, продолжила:

- Петуха вот с курочками ночные доброхоты мне оставили, чтобы свежими яйцами промышлять по ночам. А петушок драчливый, живьём в руки не отдастся. У меня в ларчике немножко пшенички есть. С социализма, милок, ещё лежит. Ох, чует моя душа, и до неё доберутся. Пойдёшь, что ли, поглядишь, а то, небось, не поверишь.

Мишка проглядел лукавый взгляд бабуси и не увидел, как она спрятала в карман фартука крохотный замок, иначе задумался бы, отчего так вспыхнули её давно выцветшие глаза.

- Так, говоришь, самогоночки тебе налить? – бабуся испытующе посмотрела на Мишку, но тот ничуть не смутился, взгляд свой не отвёл.

Потирая руки, произнёс:

- Ты, дорогая моя, утром косточки даже размять не надумаешь, а я уж на крыше сидеть буду, мастерить стану. До петухов управлюсь. Бабуся подняла с земли палку, положила на поленицу, поправила зачем-то на ней осколок шиферины.

- Уж больно прыткий ты, парень! Чё же тебя в твоей деревне не удержали, коль такой мастеровой? Сидеть на крыше и я пока могу. Ты её починить смоги.

Мишку упрёк бабуси царапнул малость, так, не совсем чтобы больно, но виду не подал, свою линию гнёт, цену набивает до второй бутылки. Он почему-то решил, что на одну бабуся уже согласилась. Выдержал паузу, потом только ответил:

- Я, бабуся, жуть принципиальный. Председатель отматюгал меня ни за что ни про что, за просто так, можно сказать, а я ему и заявил… Мишка опять выдержал паузу, как делали лекторы из города, выступая перед мужиками на бригаде с лекциями, прокашлялся, хотя в горле совсем не першило. Бабуся ждала, обернув руки на поясе фартуком то ли потому, что стала замерзать, то ли по старческой привычке.

- Так вот, я ему прямо и заявил при всём честном народе, пускай, мол, дальше без меня управляется, если такой мудрый. А я подожду, пока на поклон ко мне придёт. Нету у них человека мастеровитее меня, нету! Были, да спились от такой кучерявой жизни, какую он им устроил. - Один раз председатель звонил по мобильнику. - Мишка для видимости пошарил в карманах. - Кажись, забыл мобилу по основному месту работы. Ну да ладно, не украдут, надеюсь. Ага, звонил, да я не стал разговаривать. Шибко очень даже дюже я обидчивый, бабуся.

- На обидчивых воду возят! Аль не слыхал? И давно ты в водовозах! – бабуся почти издевалась над Мишкой, но у того не было выбора, и он пропустил мимо ушей её слова.

- Завтра с твоей крыши новой увижу я агонию некогда любимого колхоза. То-то зрелище будет! Бабусе надоела болтовня гостя, и она позвала его в избушку попить чаю, попутно в соседней сараюшке прихватив из ларчика с пшеницей шкалик. Мишка аж засиял с головы до пят, так ему хорошо стало.

Бабуся подзуживала Мишку, дразнила запросто, ненавязчиво: - Вот, берегла для тебя, милок. Знала, что объявится добрый молодец! Но ты не косись больше на ларец, нету там больше ничего, кроме горстки пшенички.

Вот кабы кто предложил мешочек свежей, прикупила бы. Мишка галантно прикрыл за бабусей дверцу, успев при этом оценить содержимое сараюшки. Ларец и правда был крохотный, пшеница в нём лежала, поделённая на две кучки, в каждой не больше мешка наберётся. Довольный моментально созревшим планом, Мишка вошёл за бабусей в избушку, снял на пороге кепку, повесил на гвоздик, вбитый в косяк.

Бабусе этот жест доброй воли гостя понравился, и она налила в стопку самогонки из прихваченного в сараюшке шкалика. Поставила на стол чашку со свежими помидорами, пододвинула солонку. Села напротив Мишки:

- В избушке-то я самогоночку не храню, чтоб лишний раз воров не привлекать. А в ларчике они не догадываются глянуть. А первую стопочку я тебе дарю за то, что кепку не забыл снять. Видать, не совсем пропащий ты, милок.

Закусывать Мишка не стал, к помидорке притронулся только после второй порции, которой бабуся наградила его авансом за ремонт курятника. Между второй и третьей стопкой Мишка не без гордости рассказал о том, как он богато в своей деревне живёт и какой он мастеровой человек.

Но когда бабуся спрятала шкалик в шкафчике, таком же старом, как и сама хозяйка, пыл у Мишки закатился под стол, настроение, немного было приподнявшееся, стало резко катиться к нулю, и он понял, что ловить у бабуси больше нечего. - Ну всё, бабуся, извиняй. Ещё бы стопарик принял на грудь, да пора и честь знать, нет времени на то, чтоб лясы точить. Заждались уж теперь други мои. Помочь надо пойти, а заодно проверить, хорошо ли дело наше общее делают.

- Так ты меня не обмани, милок! – бабуся проводила гостя за порог, и едва тот скрылся из виду, стала готовиться к ночному его визиту. Уже через несколько минут Мишка вдруг почувствовал, что пьянеет; самогонка оказалась крепче той, какую привык он пить в своей деревне.

Хмель, однако, не мешал Мишке бдить и, следуя своим курсом, он скорее машинально, чем осознанно, приметил на строительном участке штабель новеньких плах, порадовался, что те не помечены краской и не привязаны, а также то, что на воротах не было замка. Желая проверить, не скрипят ли ворота, навалился на них, приоткрыл и остался доволен. Закрыв ворота на защёлку, увидел красочную дощечку с надписью «Охраняется государством».

Отметив остроумие местных мужиков, Мишка повесил дощечку на грудь, постоял, приглядываясь, видит ли кто его сейчас. По деревне он пошёл гордо, стараясь не шататься; встречные одинокие прохожие читали надпись, улыбались, а то и юморили, мол, во, дожили, алкоголиков государство стало охранять как вымирающую особь.

В конце улицы Мишка попутно снял с забора сушившийся мешок, завернул в него дощечку, сунул свёрток подмышку и вскоре оказался перед двухэтажным домом. Стемнело; друзья-гастролёры ушли в гостиницу, жильцы сидели по своим квартирам, и во дворе не было ни единой души, кроме Мишкиной.

- Я покажу тебе с птичьего полёта красоты деревеньки чужой, - обратился нараспев вполголоса Мишка к своей душе, - запоминай, перескажешь, когда вернёмся в родные пенаты. И он стал поднимать свою душу на второй этаж, туда, где лежали рулоны толя. Самогон сбивал Мишкины ноги с перекладин высокой лестницы, но тот все же одолел препятствие и ступил на крышу уже при полной темноте. Мишка нашёл толь и сбросил с крыши.

Пока спускался сам, на улицу вышла прогуляться бабушка, которая Мишке не понравилась ещё в первый день встречи. Она почему-то постоянно сверлила его суровым взглядом так, что у Мишки мурашки по спине метались, не находя пристанища. Уперев руки в бока, бабушка дождалась, пока Мишка спустится, ухватила за рукав рубахи:

- Гляко-сь, ангел с небес спустился! И толь прихватил! Аль от ремонта небесной канцелярии остался рулон? Мишка пытался вырваться, но безрезультатно; пришлось держать ответ. - Не волнуйтесь, мамаша, для дела это. Завтра на экспертизу сдадим. Вдруг толь некачественный?

Докучливая бабушка желала знать слишком много, а именно: почему не клочок, а весь рулон, почему ночью, почему сбросил и тому подобную чепуху. На шум вышли соседи, и вскоре Мишке пришлось ретироваться ни с чем, только и успел поднять с земли мешок, с которым пришёл во двор. - На экспертизу ему надо! Пропить надумал! – кричала в темноту Мишке раздосадованная и разгорячённая предотвращённым преступлением бабушка. Мишка чувствовал себя побитой собакой, только без хвоста.

- Да и хорошо, что без хвоста, – сказал сам себе Мишка, - а то прищемили бы, в сельсовет сдали. А теперь никакого криминала! Ну, был на крыше, ну, зацепился за рулон толя, свалил нечаянно. Пусть докажут умысел на промысел! Успокоившийся и немного взбодрившийся от ночной прохлады Мишка понял, что ноги сами несут его в переулок, к сараюшке бабуси. Поравнявшись с двором, где лежали доски, Мишка на автомате завернул, прихватил парочку, чтобы было чем крышу на курятнике залатать, и вышел с ними на улицу.

Наслышанный о крутом нраве здешнего директора, он вдруг испугался, и в ту самую минуту увидел впереди по курсу своего следования слабый огонёк, будто курил кто. Мишка тихо положил доски на землю и, отступив, стал петлять по улице в ожидании удобной для возвращения минуты. А когда вернулся, гневу его не было предела. Матюкнувшись, воскликнул в темноту: - Ну что за народ! Ничего на минуту оставить нельзя!

Во второй раз удача сбежала от Мишки; он даже подумал закругляться сегодня, пока чего не вышло дурного, и вернуться к спавшим без задних ног дружкам. Но гордая Мишкина душа требовала продолжения приключений, и он, так и не бросив из рук мешок с дощечкой, решительно шагнул вперёд, а не назад. Луна по-прежнему гуляла где-то за тучей тёмной, и Мишке это было на руку; авось, пронесёт, никто не заметит.

- Только бы петух не учуял, шум не поднял, - успокаивал себя Мишка. Пробрался тихонько к сараюшке с пшеницей, в темноте нагрёб из кучки в мешок и постучался в избушку. - Кого там нелёгкая носит? – сонным голосом пробормотала бабуся. – Наши давно все дома. Спят! - Бабуся, - изменил голос Мишка, - друг говорил, вам пшеничка нужна! Купите по дешёвке! Половины шкалика хватит! - Ты пока высыпь в сарайчике! – бабуся как будто даже обрадовалась ночному продавцу. - А я четушку-то вынесу, на крыльце поставлю. Ночью лучше в руки ничего не давать, водиться у тебя не будет!

Мишка добросовестно высыпал только что насыпанную здесь же пшеницу, вернулся за шкаликом-четушкой, но пить не стал. Это была ещё одна его ошибка, о которой Мишка пока что не подозревал. Посидев минут двадцать и убедившись, что бабуся в избушке успокоилась, решил продать ей второй мешок пшеницы. Поднялся, прошёл в сарайчик, но в темноте перепутал углы, и наклонился с пустым мешком не к первой, а ко второй кучке.

Сунул руку в пшеницу, чтобы нагрести в мешок, как что-то глухо чакнуло, и в ту самую минуту адская боль пронзила Мишкины пальцы. Он не сдержался, завыл громко и протяжно. То ли так совпало, то ли крик Мишкин услышав, в небе, наконец, показалась луна. Мишка разглядел на своей руке капкан, и второй протяжный вой огласил ближайшие дома. Не зажигая электричество, на крыльце показалась бабуся:

- Чай, больно, милок? Выходи уж из сарайчика, иди в избушку. Лечить стану. Мишка хотел было обложить хитрую хозяйку бранными словами, но душа на этот раз категорически этому воспротивилась. Превозмогая боль, он высвободил руку из капкана и понуро поплёлся в избушку. Утром деревенские бабы сопоставили ночные происшествия и окрестили Мишку Экспертизой, а бабуся ко всеобщему удовлетворению прибила на своём пока так и не отремонтированном курятнике Мишкину дощечку со словами «Охраняется государством».

Мишка-Экспертиза, правда, этого уже не увидел; чтобы вернуться в родную деревню, он с первыми петухами вышел на трассу, где его подобрал первый же водитель. - Чего рука перебинтована? Сломал где? – спросил он участливо пассажира, но Мишка, почуяв подвох, не ответил, и понятливый водитель с расспросами приставать не стал.

Иван СКОРЛУПИН. Петропавловский район, Алтайского края.

От автора.

Этот рассказ родился из одного предложения про то, как ночью с соседнего дома пытались уворовать толь. А память услужливо выудила истории на эту же тему; мне только и оставалось, что соединить их воедино, выстроив сюжет. Я попробовал, и получилось то, что вы только что прочитали выше.

Краткая биография, написанная собственноручно

Иван Скорлупин. Мне всего лишь первый годик... на седьмой десяток. Гвоздь забью, но он всё равно не будет держаться. Траву скошу, но она всё равно вырастет. Вступил в Союз журналистов СССР, но СССР развалился (пришлось вступить в Союз журналистов РФ). Хотел вырасти, но не получилось настолько, чтобы дальше видеть горизонт. Бреюсь каждый день, но щетина к вечеру отрастает. Единственное, чему научился: если напишу что, то не вырубить топором. Тачаю слова 44 года в редакции районной любимой газеты.

О природе пишу с увлечением, с осени прошлого года додумался писать рассказы. Беспартийный (но не беспарточный), родственники за границами есть. Привлекался... к работам на собственной даче. Всё остальное кто-то собрал обо мне на Яндексе (достаточно набрать: Скорлупин Иван Фёдорович).

Смотрите также:

Оцените материал
Оставить комментарий (0)

Также вам может быть интересно