Кинчев и Шевчук, Чиграков и Науменко, Гребенщиков и Сукачев. Их список можно продолжать долго.
Наособицу в нем стоит Александр Башлачев, СашБаш, о котором мне сегодня и хочется поговорить. И повод есть – в конце мая ему исполнилось бы 50 лет. Если бы дожил. Если бы в морозный февральский день 1988 года не шагнул с карниза…
Часто поэта сравнивают с колдуном или шаманом. Башлачев был тоже из таких. Он плел сети из слов и смыслов. «Когда злая стужа снедужила душу/ И злая метель отметелила тело,/Когда опустела казна, /И сны наизнанку, и пах нараспашку/ Дыши во весь дух и тяни там, где тяжко/Порвется взатяжку весна». Это похоже на какое-то заклинание, бормотание, бред. Однако какие здесь весомые, русские слова. Как они не похожи на столь распространенный птичий сленг вроде менеджеров, мерчендайзеров и тайм-листов.
Эту свою «русскость» Башлачев ощущал очень сильно. И открыто заявлял об этом в стихах. «Я не знал, как любить Россию/ Да куда ж она без меня», - характерная для СашБаша строчка. Он не был лощеным космополитом, а был русским человеком. Со всеми его достоинствами и недостатками. С соединением высокого и низкого. И сексуальное, подчеркнуто грубое начало сквозит в его песнях. «Известная цель визита моего – чтоб переспать с соседкою-вдовою»; «В третьей роте без крайней плоти безымянный поет петух», «Головой кивает х.. из-под заплаты», - это все строчки из башлачевских песен.
Это явное выражение сексуальности роднит Башлачева с мировосприятием Есенина: «Наша жизнь – простыня да кровать, наша жизнь – поцелуй да в омут». С другой стороны – она близка философии Михаила Бахтина. В ней также сквозит дух безудержного карнавала, меняющего местами верх и низ, делающее низкое возвышенным.
Из пьяного забытья коммуналки героя поэзии Александра Башлачева манит в иной, заманчивый, героический мир. Например, в бой. «Буденовку напялю на затылок,/Да я ль не патриот, хотя и пью?/В фонд мира сдам мешок пустых бутылок/И из матраца парашют скрою».
Или в славное историческое прошлое. Как героя его «Грибоедовского вальса» водовоза Степан, под воздействием гипнотизера почувствовавшего себя Наполеоном. «Пели ядра, и в пламени битвы/ Доставалось своим и врагам. /Он плевался словами молитвы /Незнакомым французским богам». Только вот конец такого путешествия всегда оказывается трагичным. Как у повесившегося Степана: «Он смотрел голубыми глазами./Треуголка упала из рук./И на нем был залитый слезами/Императорский серый сюртук».
Башлачев в одной из песен хорошо сказал: «Нет тех, кто не стоит любви». К сожалению, самому ему этой любви очень не хватило.
Авторские колонки Михаила Палочкина
Сегодня годовщина гибели Александра Башлачева 
Квестомания или Чем команда «АиФ-Алтай» ответила на «Месть Фредди Крюгера»