Глядя на эту хрупкую блондинку, можно подумать, что она работает учителем начальных классов. Если еще форму накинуть, то, максимум, начальником отряда в воспитательной колонии. И это будет тот случай, когда внешность обманчива. Капитан внутренней службы Ксения Грива лечит «преступные души» в рубцовской колонии.
О том, что думают о своих преступлениях убийцы, насильники и даже маньяки – читайте в нашем материале.
Он - маленький комок зла
Штатные психологи есть во всех учреждениях уголовно-исполнительной системы. Они следят за психологическим здоровьем и личного состава, и спецконтингента. Знакомство осужденных с психологом начинается сразу по прибытии в колонию - в карантинном отделении. Сейчас Ксения Грива как раз закреплена за такой категорией осужденных. На этом этапе изучается личность преступников, фиксируются отклонения, их ставят на необходимые профилактические учеты и помогают адаптироваться в местах заключения. С осужденными психологи работают планово и по их личным запросам, проводят групповые и индивидуальные занятия. Важно заметить, что вся психокоррекционная работа делается только с согласия осужденных.
«Иногда работаем в тандеме с психиатром. Это касается осужденных с психическими расстройствами. Как правило, это люди, которое длительное время употребляли алкоголь или наркотики. Зачастую они не имеют никакого запроса и не подвержены психокоррекции. Могут просто прийти на занятие и сказать: "У меня сегодня нет настроения"», - рассказывает Ксения Грива.
Одного такого «не поддающегося коррекции» - Андрея Г. - Ксении удалось реанимировать:
«Это была моя первая индивидуальная работа с осужденным. Он состоял на учете как склонный к совершению членовредительства. На занятие Андрей пришел прямо в фуфайке, сел в угол и молчит, - вспоминает психолог. - Он был таким маленьким черным комком злости. Я до этого интересовалась у коллег, как мне правильно выстроить работу. Они считали, что коррекции этот осужденный не поддается. Но необходимо было его периодически вызывать на беседы. Андрей был педагогически запущен. В детстве его забрали от зависимых родителей, воспитывался он в детском доме. В колонии он травмировался, глотал разные предметы. Проблема была в том, что он не мог агрессией ответить на агрессию. Он физически был плохо развит, отягощалось все психическим расстройством. Самоповреждение было тем, что его успокаивало.
Андрей приходил и говорил, например, что в столовой у него произошла конфликтная ситуация, и он хочет сделать больно себе, чтобы не делать больно другим, и таким образом успокоиться. Четыре года мы работали. Работали и с самооценкой, и с мотивацией, и интеллектуально развивали его. Мы смотрели художественные фильмы - "Война и мир", "Мастер и Маргарита", "Достоевский", потом обсуждали увиденное. Разбирали поступки героев.
Когда человеку начинаешь уделять внимание, он начинает верить в то, что он кому-то нужен. За это время Андрей не совершал членовредительства. Можно сказать, что у него началась длительная ремиссия. Но признать, что он теперь здоров, нет, нельзя. Действительно больные люди никогда не признают своих преступлений. Андрей ни разу не сказал мне, что это он убил свою маму. Он говорил о маме как о живой...»
Террористы и закладчики
Исправительная колония №10 предназначена для впервые осужденных за тяжкие преступления. Среди сидельцев немало осужденных по статьям террористической и экстремистской направленности. Ксения Грива с коллегами даже составили так называемый «портрет террориста». Для анализа использовали личности осужденных-террористов из всех колоний Алтайского края.
«Мы пришли к выводу, что национальности у терроризма нет, - утверждает специалист. - В эту деятельность вовлекаются люди разных наций. Осужденные за терроризм, как правило, состояли в каких-то молодежных группах, движениях, не обязательно религиозных. Эти люди склонны подчиняться, быть зависимыми. Им нужно, чтобы им указывали, говорили, что делать. Им комфортнее быть в группе. Они ищут лидера. Они не способны самостоятельно принимать решения. Чаще всего они либо просто окончили школу, либо имеют среднее специальное образование. Это говорит о том, что люди не стремятся развиваться. Их устраивает тот уровень, на котором они находятся».
По словам психолога, люди, которые были втянуты в распространение наркотиков, осознанно шли на это. Они выбрали незаконный путь заработка.
«Здесь проблема в воспитании, - говорит специалист. – У них нарушен институт семьи, морально-нравственные ценности отсутствуют. Но это не только недоработка родителей, это еще и плохое правовое информирование. Доносить информацию об уголовной ответственности за распространение наркотиков нужно и в школах, и в институтах - везде. У нас много осужденных-"закладчиков". Это молодые парни с большими сроками. Некоторые признаются, что не считали такие преступления серьезными и думали, что за них условный срок дают. Но ни один из них не тронул мою душу. Здравая эмпатия психолога есть, сочувствие присутствует. Но это ко всем. Жалко мне никого не было...»
Каково помогать душегубам?
Насильники, террористы, педофилы... Возникает вопрос, каково Ксении и другим тюремным психологам помогать этим людям?
«Мы не имеем право к ним предвзято относится, даже несмотря на всю тяжесть их преступлений. Они находятся у нас в условиях изоляции, и мы занимаемся их исправлением. В каждом видим человека, которому нужно помочь. Многие здесь меняют мировоззрение. Кто-то начинает учиться, трудоустраивается, налаживает отношение с семьей. У нас колония строгого режима для "первоходов". Да, преступления все серьезные, но социальные связи, как правило, не потеряны. Родные их ждут. Верят, что они исправятся».