«Мысли напрокат» - так называется книга Валерия Метелицы, легендарного горожанина. Благодаря ему на Алтае появилась школа самбо, на трубе железнодорожного моста – лебедь, родились красивые и талантливые дочери и внуки. Мастер спорта, заслуженный тренер России, судья международной категории, почетный гражданин Барнаула, ушел из жизни в 2015-м году.
«Спасибо любящей женщине Валерия Андреевича Ирине Березюк за громадный труд по сбору и профессиональному редактированию многочисленных записей, которые Метелица вёл всю жизнь, а художнику книги Игорю Азисову – за стильный дизайн, – говорит поэт Наталья Николенкова. - Для нас, старинных друзей и коллег поэта и художника Виолетты Метелицы, Валерий Андреевич – практически родной человек. Красивый, умный, сильный, тонкий и жёсткий, добрый и принципиальный».
Новая книга – солидный, во всех смыслах весомый том. Там собраны воспоминания, записки, дневники, письма, статьи, документы, афоризмы, стихи.
«Трогательные живые выступления и видеообращения на презентации этой книги доводили до слёз, - рассказывает Наталья Николенкова. - Но расплакаться я себе позволила, только вернувшись домой».
Предлагаем вашему вниманию несколько отрывков из этой книги.
О детстве
«Вокруг новоалтайской школы, где я учился, жили мальчишки в основном приблатненные, как мы тогда говорили. Ребята предармейского возраста подчиняли себе таких, как я, тринадцатилетних. Я сильно этому противился. В нашей воображаемой с братом жизни я был супергероем. Уже тогда в фантазиях я был «сверхмастером» спорта. А в жизни получалось так, что какой-то сопляк, противная морда плюнул на тебя и растер на пиджаке свой плевок, а ты ему кроме как ученическую ручку воткнуть в лоб больше ничего не можешь. Потом выходишь из школы – тебя поджидают человек пять-шесть его великовозрастных защитничков, чтобы поколотить. И я мечтал, так мечтал обучиться каким-то необыкновенным приемам, которые бы помогли разобраться с этими блатными».
Из юношеских дневников
«Смотрел «Белые ночи» и видел в том мечтателе себя, только немножко деятельнее. И все-таки человек без мечты, как птица без крыльев. Когда мною овладевает мечта, я становлюсь деятельнее, энергичнее, веселее. Во всем стараюсь выполнять мечту. И как-то все спорится. И сам себе начинаешь нравиться и окружающим милей. Но бывает такое время, когда я не могу мечтать. Тогда меня одолевает апатия. Ничего не хочется делать, ко всему равнодушен, на все смотришь холодно сквозь пальцы. Нехороший это момент».
О спорте и жуликах
«Меня поражает обстоятельство, что во многих видах спорта царит первобытный (или, наоборот, ухищренный) произвол в судействе соревнований. Я с большим удовольствием и гордостью могу отметить, что борьба самбо и особенно в последнее время очистилась (и продолжает идти по этому пути) от такого рода безобразий. Хотелось бы, чтобы каждый понял, что и от него это зависит, и делал бы все возможное для дальнейшего очищения нашего вида спорта от жуликов, дельцов».
О разочаровании тренеров
«Многие тренеры разочаровались в избранной работе и склонны оставить ее навсегда. Когда чувствуешь, что твой воспитанник слабее чужого, большой обиды не возникает, а возникает желание работать еще лучше, с полной отдачей. Найти ключи и методы к тому, чтобы обойти соперника.
Когда чувствуешь, что успех твоего воспитанника и твой собственный пропит вчера в ресторане и сегодня предрешен людьми с черной продажной совестью, или не восторжествовал по другим нелепым причинам, и над твоим надрывным трудом кто-то, измываясь, посмеялся, - вот когда приходит боль в сердце, а нервы перестают сдерживать от необдуманных поступков».
О том, почему не уехал в Москву
«В Москве бывал очень часто и в коридорах союзного и российского спортивных комитетов был человеком, вроде, вполне своим. И в то же время я был человеком со стороны. Я там работал. Мне недосуг было вникать в хитрые извивы московских отношений, учитывать тонкости. Я давно не был тренером на ковре, но не был и чиновником. Я работал как ломовая лошадь, и ни о чем больше не помышлял. Тищенков, уходя на повышение, предложил мне занят ь его место гостренера. Я подумал и отказался. Здесь у меня было дело, которое не без моего участия набирало обороты, здесь я всех знал и многое мог. Быть одним из московских чиновников, пусть и высокого ранга мне не хотелось. Кроме того, мои пожилые родители были больны, корнями они вросли в алтайскую землю и их спокойная старость много для меня значила».
Письмо семье на обороте телеграфного бланка
«Вот и подошло мое пребывание в столице к концу. Вечером отправляюсь во Владимир. 14 день прошел, в общем, впустую. Сходил в ЦСК (вечером) на тренировку сборной страны (готовятся в Японию), потом проводил ребят в Ташкент в 9-30 вечера и пошел спать. 15-го посвятил деловым встречам и складам. Пробегал допоздна. Вечером едва волочил ноги. Но самый трудный день был сегодня. Я посвятил его магазинам. Где только не был. А купил только апельсинов, Оксанке туфельки так себе), себе носовые платки (два), фломастеры (ими пишу). Вот и все. Видел красивые гипюровые блузки - какие-то очень короткие. Белые неплохие туфли - кончился 38 размер минут через 20, как занял очередь.
А в общем-то бедность в магазинах. Люди рыщут, не знают, куда спустить деньги. Готовы хватать все, что попадет, даже то, что, наверное, есть в магазинах своего города. Так что не обессудьте, что вернусь без особых подарков. Пока прощаюсь. Возможно, еще успею написать из Владимира. Надеюсь, там получить и от вас, мое дорогое семейство, хоть малую весточку. А пока крепко всех вас мысленно целую, обнимаю, тискаю, ношу по комнате на плечах и т.д. До свидания, мои родные. Валерий».
О плачущей подушке
«Старшая дочь постоянно, с детства одухотворяет природу. В облаках, кустах, деревьях, предметах одежды и обихода видит их особенный облик, наделяет их характером, чувствами, мыслями… «Нормальные» люди считают это блажью, вывихом. Я тоже относился к этому с иронией. Но однажды сам остро почувствовал характер и одухотворенный образ подушки, с которой только что отнесли в операционную моего отца. Подушка перекосила лицо, сморщилась и плакала навзрыд».
О черной полосе и второй жизни
«В 1987-м году на даче от несчастного случая, от удара током погибла моя жена Галка. Она была не просто женой, не просто матерью моих детей, она была моим другом, моей половиной, моей единственной любовью, единственной женщиной, что была нужна мне на земле.
Похоронив мою Галку, я на девятый день после ее смерти хоронил ее дядю, больного человека, приехавшего с Украины погостить у любимой племянницы и сраженного ее неожиданной гибелью. А через полгода умер и мой отец.
1 августа 1989 года в день, когда мы с Галкой праздновали бы нашу серебряную свадьбу, я собрал гостей, чтобы все равно ее отпраздновать. Первые гости уже сидели за столом. Я, как всегда опаздывая, спешил домой, но притормозил возле киоска, чтобы купить хлеба. На обратном пути к машине меня сбил грузовик.
Дальше идут корсеты и костыли. И длинная история, как я выкарабкивался из своих травм, как ездил Валентину Дикулю и как обещанная врачами перспектива инвалидного кресла отодвигалась все дальше и дальше. В подарок от судьбы я получил вторую жизнь, наверно и для того чтобы написать эту книгу».